– Я не хочу причинить вам боль, – пояснил он.
– Так не причиняйте!
– Говорите тише, не стоит тревожить детей.
Последнее замечание чуть ослабило сопротивление Кэтрин. Ее розовые губы вытянулись в прямую линию, а в глазах появился ледяной блеск.
– Если вы не отпустите меня, пока я считаю до десяти, я закричу.
– Вы говорите так, как будто мы играем, – ему очень нравилось над ней подшучивать.
– Я не играю с бычками-переростками, – отрезала Кэтрин.
Пожалуй, это было самое замечательное развлечение Маркуса за последние месяцы.
– Отлично.
Выражение ее лица изменилось.
– Раз, – пробормотал Маркус и погладил подушечкой большого пальца младенчески нежную кожу запястья девушки.
Кэтрин чуть не задохнулась от возмущения. «О, леди чувствительна к прикосновениям!»
– Два. – Палец Маркуса углубился в ее ладонь и мягко описал круг.
Глаза Кэтрин стали просто огромными, а рот слегка приоткрылся, будто ей не хватало воздуха. Она взирала на свою ладонь в немом оцепенении.
– Три. – Маркус передвинул палец к запястью, вдоль вен, и ощутил биение пульса. Чувство удовлетворения нахлынуло на него, и он улыбнулся.
– Четыре. – Наклонившись, он прижал губы к пульсирующей жилке и попробовал шелковистую кожу на язык. Ощутив солоноватый привкус и вдохнув нежный запах лимона, исходящий от кожи Кэтрин, он слегка причмокнул.
У Кэтрин перехватило дыхание, и ее длинные ресницы затрепетали.
– Пять.
Внезапно Кэтрин отдернула руку, словно обжегшись, и прижала к груди. Она почувствовала, что ее сотрясает дрожь. От злости… и от страха. Откуда у него такая сила? Одним лишь прикосновением он вызвал в ней волну жара, которая залила ее от щек до корней волос и отдалась в самой глубине ее существа. Кэтрин была в ужасе.
Неужели любая женщина столь уязвима? Или невинность – ее ахиллесова пята? А может, Маркус – потрясающе ловкий соблазнитель? Кэтрин не могла представить, способны ли на такое другие мужчины, и ее неопытность лишь прибавляла ей неуверенности в себе.
Пока Маркус гладил ее руку, Кэтрин боролась с желанием закрыть глаза, позволить мыслям течь, как им вздумается, и предоставить Маркусу возможность делать все, что он пожелает.
Маркус и раньше вызывал у нее недоверие, а теперь она считала его опасным вдвойне.
– Никогда больше так не делайте. – Кэтрин с трудом узнала собственный охрипший голос. Отступив назад, она постаралась собраться и преодолеть свое волнение.
– Не делайте чего? – осведомился Маркус, широко и невинно улыбнувшись, даже не пытаясь сделать вид, что он тут ни при чем.
– Не делайте, и все. – Кэтрин не намеревалась играть в его игру. Она, конечно же, проиграет. Маркус, без сомнения, очень опытен, и для достижения своей цели он использует все средства. В том числе и недопустимые.
Но Кэтрин не позволит, чтобы ею манипулировали.
Она распахнула дверь:
– Уходите.
Мерзавец даже не пошевелился.
– Мы еще не закончили.
Кэтрин категорично тряхнула головой:
– Нет, закончили.
– Так вы не желаете узнать, почему я вернулся?
Охваченная сомнениями, Кэтрин заколебалась. Она не хотела, чтобы после их стычки Маркус решил, будто он сможет легко ею управлять. Но сможет ли она справиться со своим замешательством?
– Никаких игр, – потребовала она.
– Слово чести генерала.
Это была клятва из времен их детских сражений. И хотя Кэтрин редко в них участвовала, она сознавала, как много значили те незыблемые принципы, и полагала, что Маркус не перешагнет через них. Или перешагнет? С полной невозмутимостью он манипулировал женщиной, которая его абсолютно не интересовала. И она проиграла ему по всем пунктам. Что ж, теперь ей нужно было срочно спасать свое лицо.
Кэтрин воинственно подняла голову:
– Только при открытой двери.
– Хорошо. Присаживайтесь.
Кэтрин заколебалась: она плохо представляла, как вести себя с этим коварным мужчиной.
– С моей стороны было непорядочно смущать вас, – произнес он. – Простите меня.
Кэтрин прищурилась, она не верила ни одному его слову. Прижав руку к груди, Маркус продолжил:
– Вы должны знать, как трудно мне даются извинения. Подумаешь, одно-два слова!
Кэтрин уселась, не сводя глаз с мерзавца.
Вновь опустившись на стул, Маркус поудобнее устроил раненую ногу. Кэтрин даже невольно ему посочувствовала. Но это вовсе не означало, что она вновь поддастся его манипуляциям!
– Меня направил сюда мой командир, – начал Маркус спокойным, медоточивым голосом, – чтобы я смог на время исчезнуть.
Стараясь не поддаваться его чарам, Кэтрин попыталась сосредоточиться на фактах.
– И почему он счел это необходимым?
Маркус вздохнул:
– Я попал в затруднительное положение.
Кэтрин скрестила руки и откинулась на стуле.
– Удивительно!
– Мой начальник решил, что я должен на время покинуть полк, и дал мне отпуск. – Взгляд Маркуса стал холодным. – Решение принимал не я.
– И вы подчинились? – она была уверена, что Маркус способен выбраться даже из гнезда смертоносных змей.
– Приказ был отдан в такой форме, что я не мог не подчиниться.
Кэтрин наклонила голову.
– Почему же?
– Мне грозил трибунал, – на скулах Маркуса заходили желваки, – и еще кое-какие наказания, которые я предпочел бы не обсуждать в столь нежном обществе.
«Подумаешь, какой джентльмен!»
– Я не хотел возвращаться, – во взоре Маркуса вспыхнул, как показалось Кэтрин, неподдельный гнев. – Честно говоря, я пытался изменить мнение своего командира всеми возможными способами.
– Безрезультатно? – предположила Кэтрин.
– Он был непоколебим. Пришлось подчиниться судьбе.
– И вот вы здесь… Надолго?
Маркус пожал плечами:
– Месяц, может быть, два. Пока… все не утрясется.
– А потом?
– Вернусь в свой полк.
– В Испанию?
– В Испанию, в Португалию, кто знает… Куда меня сочтут нужным послать. – Маркус старался говорить убедительно. – В армии мы подневольные люди. – Возможно, для него это и неплохо. – И потом, есть еще проблема с деньгами.
– С деньгами?
– Я не лгал, когда сказал вам, что должен собрать некоторую сумму.
Кэтрин вопросительно подняла брови:
– Так вы действительно спасли чью-то жизнь? И теперь предполагается, что отец этого человека выразит вам свою благодарность?
– Позвольте сформулировать это несколько иначе: некий джентльмен будет вынужден облегчить карман в подтверждение своих патриотических чувств…
– Но отнюдь не по доброй воле, как я подозреваю, – в голосе Кэтрин прозвучала насмешка.
– Когда я хочу, то могу быть весьма убедительным.
