— В Глен-Орки, — многозначительно подчеркнул Каллум, словно сообщая сыну новость.
Тристан пожал плечами:
— Дом матери принадлежит мне по праву рождения. Это единственное, что останется моим навсегда.
— У тебя есть наш клан.
«Проклятие!» — пробормотал про себя Тристан, отвернувшись. Почему отец так хочет удержать его дома? В последние годы беспорядочные связи Тристана с представительницами прекрасного пола навлекли на Кэмлохлин не меньше неприятностей, чем любовные победы самого Каллума в мятежные времена его юности. Отцу впору было радоваться, что он избавится от сына.
— Твое место дома, Тристан. Так ли это?
— Замок Кемпбелл тоже мой дом. Те, кто поможет мне восстановить крепость, смогут взять с собой семьи и остаться там.
Каллум обратил взгляд на север и надолго замолчал. Тристан угрюмо ссутулился под тяжестью мыслей, которые хотел бы высказать, но не мог.
— Никак не возьму в толк, почему ты так хочешь уехать, — проговорил наконец отец. — Должен признаться, я все меньше тебя понимаю.
Тристан сознавал, что сам виноват в своем одиночестве, как и в том, что никто толком его не знает. Ему всегда проще было уклониться от ответа, ввести отца в заблуждение или смутить, нежели сказать правду: еще в детстве он мечтал о том, чтобы его родителем был Роберт Кемпбелл. И не потому, что не любил человека, скакавшего сейчас на лошади бок о бок с ним, не потому, что Каллум не любил своего сына. Их связывали кровные узы, священные и нерушимые, но больше между ними не было ничего общего.
— Я люблю Кэмлохлин, — произнес Тристан, желая в глубине души доказать отцу, что не столь уж многое их разделяет. — Но мое место в Глен-Орки.
Он сказал правду, единственное, в чем мог признаться, не солгав.
С обдуваемой ветрами вершины холма Тристан оглядел замок, темный, как высившиеся позади громады гор. Высокие зубчатые башенки терялись в туманной дымке. Кэмлохлин. Неприступная крепость, возведенная мудрым воином, полным решимости защитить своих близких от врагов. Смогут ли эти мощные стены удержать голландцев, если те придут за леди Монтгомери?
Глядя вслед удаляющемуся отцу, Тристан посочувствовал врагу, которому вздумается вторгнуться в эти земли. Пожалел он и своего брата. Черт возьми, сам он поцеловал девушку из рода Фергюссонов, а Роб привел в Кэмлохлин Давину Монтгомери, вслед за которой, возможно, на их земли вторгнется вражеская армия.
Позднее, увидев избранницу брата, Тристан понял, почему Роб решился на этот безрассудный поступок. Леди Монтгомери со светлыми кудрями, спадавшими на хрупкие плечи, и с огромными серебристо-голубыми глазами обладала редкой, изысканной красотой. Она едва не столкнулась с Тристаном, когда поспешила к дверям, чтобы приветствовать главу клана и его супругу. Конечно, Роб полюбил ее. Любой мужчина потерял бы голову при виде ее прелестной простодушной улыбки, отдал бы красавице свое сердце. Такое случалось в истории бессчетное число раз, если верить легендам, собранным в книгах. В последнее время Тристан часто перебирал в памяти истории о благородных рыцарях, нарушивших свой долг и даже предавших короля ради любви. Тристан не думал, что легенды лгут, но в его объятиях побывало немало женщин и ни одну из них он не любил. Так будет и впредь. Он никогда больше не откроет сердце столь сильному чувству, как любовь. Однажды он уже потерял самого дорогого и близкого человека, это разрушило его жизнь. Десять долгих лет он держался в стороне от людей, не позволяя никому приблизиться. Нет, он не так глуп, чтобы снова рискнуть потерять того, кто ему дорог.
И уж конечно, он никогда не позволил бы себе полюбить женщину, которую ненавидит его семья. Ему нравилась Изобел Фергюссон, но не более того. Она казалась неприступной, ее нелегко было добиться, и это делало ее еще желаннее. На ее долю выпало немало горя и лишений по вине Тристана, чье безрассудство принесло несчастье и его собственной семье. Теперь он желал загладить свою вину. Да, чем больше он думал об этом, тем отчаяннее этого хотел.
Ему предстояло снова сделать выбор. Выбор, способный изменить его судьбу. Перед ним лежал путь, и пора было сделать первый шаг, черт возьми. Если его ждет поражение, беда невелика, ведь терять ему нечего. Зато если ему удастся одержать победу…
«В тебе течет кровь рыцарей, ты вырастешь человеком чести».
Да, он добьется своего, ведь с ним благословение дяди.
Тристан знал, что отец больше благоволит Робу. И Колину, даже после того как тот вернулся в Кэмлохлин с английским королем и небольшим войском сопровождения. Отец пришел бы в ярость, если бы узнал, куда направился Тристан, покинув утром родовой замок. Впрочем, едва ли кто-то станет искать неугомонного безрассудного сына, привыкшего вытворять что ему вздумается, не заботясь о последствиях. С него станется отправиться в одиночестве на поиски очередной красавицы, чтобы похитить ее сердце.
Ведь это… Тристан. Взбалмошный и непредсказуемый.
Миновав утесы Элгола, он не обернулся. Отправляясь в очередное путешествие, Тристан никогда не оглядывался назад. Уйти всегда проще, чем остаться и попытаться изменить себя.
Возможно, с помощью Изобел и ему удастся это сделать.
— Возьми свои слова обратно!
Джон Фергюссон воинственно вскинул лук и натянул тетиву.
— С какой стати, если это правда?
Он прицелился в шкуру, прибитую к дереву в пятидесяти метрах поодаль, выстрелил и с победной улыбкой обернулся к братьям. В следующее мгновение мелкий камешек ударился о его голову. Миг спустя, открыв глаза, Джон увидел перед собой безбрежное небо, а затем голову юного Тамаса с копной рыжих волос. Мальчишка сердито, без тени раскаяния смотрел на брата.
— В следующий раз, — пригрозил Тамас, — я возьму камень побольше.
— Какого черта? Разве я не говорил тебе прекратить эти шалости? — Лахлан, старший из трех братьев, дал Тамасу подзатыльник. Потом, не дожидаясь ответа, наклонился и выдернул из руки мальчика потрепанную пращу. — Теперь ты ее больше не получишь.
Сжав кулаки, Тамас громко завопил:
— Изобел! Лахлан забрал мою пращу и не отдает!
— Потому что он, — закричал Лахлан, повернувшись к сараю, где сестра доила козу, — пульнул камнем Джону в голову и ранил его до крови!
Изобел в сарае прижалась лбом к теплому боку Гленни.
— Господи, дай мне сил, — прошептала она.
«Вот бы хоть денек пожить спокойно, не опасаясь, что эти трое кого-нибудь прикончат… а скорее всего поубивают друг друга».
— Иду!
Изобел встала с табурета, подобрала юбки и, прогнав с дороги курицу, вышла из сарая. Увидев сидевшего на траве Джона, бледного и притихшего, но, к счастью, не окровавленного, она смерила Тамаса суровым взглядом:
