Боль ушла, уступив место тем ощущениям, которые одолевали ее раньше, что-то горячее и пульсирующее толчками двигалось внутри ее. А затем вдруг опять пришла эта бешеная дрожь, сотрясавшая ее и прежде, и она раскрылась как лепестки цветка, тянущегося навстречу солнцу. Не в силах совладать с нахлынувшим восторгом, Иден вонзила ногти в бугры мышц на спине Себастьяна. Она не могла дышать! Она умирала! О Боже, она и не предполагала, что страсть может быть такой! Тело Себастьяна сотрясла последняя судорога, и Иден, полная торжества и умиротворения, прижала его к себе. Но тут же ее постигла беспокойная мысль: она ничем не одарила Себастьяна, а только эгоистично смаковала удовольствие! Она обманула его ожидания, разочаровала его — Иден была в этом абсолютно уверена.
— Себастьян? — шепнула она, уткнувшись в его мускулистую грудь.
— Что, Иден? — Он никак не мог отдышаться.
— Я не потрогала тебя. Прости. Я забыла.
— Ты хочешь сказать, что я заставил тебя забыть? — Невидимая в темноте улыбка растянула его губы.
— Нет, — поспешно возразила Иден, — я вовсе не виню тебя за это.
— Полагаю, для этого нет оснований, — ответил он, давясь от смеха, — но не волнуйся: ты сможешь потрогать меня позже.
— То есть мы позже снова проделаем это? — Она обратила к нему лицо, и белки ее глаз блеснули при вспышке молнии. — Думаешь, это будет правильно?
Себастьян умиленно усмехнулся. Неудивительно, что он не получал такого удовольствия в объятиях других женщин. Он никогда не занимался любовью с ангелом, к тому же озабоченным своим невыполнением обязанностей в этом деле. Себастьяну се участия вполне хватило. Ему не на что было жаловаться.
— Конечно, мы еще займемся этим. — Он запечатлел поцелуй на ее губах. — Это просто необходимо.
— Правда?
— Для страсти нужна практика, и тебе еще многому нужно учиться, — ответил он, стараясь сохранить серьезность.
— Да? О, конечно! Ты же разбираешься в таких вещах, ведь ты специалист. Уверена, я вела бы себя гораздо лучше, если…
— Иден, ты все делала чудесно, — успокоил он од ее. — Более того, ты была просто великолепна.
— Спасибо, но я вообще ничего не делала…
Прижавшись губами к ее губам, Себастьян упивался сладостью невинности и добросердечия, столь характерной для Иден. Благодаря ее наивности он чувствовал себя так, словно и с ним все происходило в первый раз. Себастьян поклялся себе, что, пока жив, не забудет эту ночь. В его объятиях Иден стала женщиной, он чувствовал ее трепет и тягу к нему и понял, что не знал огня, подобного этому ангельскому…
Тут его тело, вспомнив о полученном наслаждении, напряглось, его губы скользнули к затвердевшим бутонам сосков, и его мужское естество вновь налилось силой.
— О Боже, — удивленно выдохнула она: внутри ее происходило что-то странное.
Знакомый огонь снова охватил ее, и Иден, поймав ритм, мгновенно подчинилась Себастьяну. На этот раз она знала, что се ожидает, и всеми мыслями, телом и душой тянулась к этой недосягаемой вершине, тоску по которой пробудил в ней Себастьян. Мерно, все быстрее и быстрее, они совершали свое восхождение, и мир вокруг нее покачнулся, завертелся и унес ее в небытие.
— Себастьян? — чуть обретя голос, прошептала Иден.
— Что теперь, дорогая? — У негр не хватало сил, даже чтобы поднять голову, щедрость Иден заставила его выложиться до конца.
— Я опять забыла тебя потрогать. Мне правда очень стыдно.
— Мы займемся этим позже, — усмехнулся Себастьян, подумав, что ни одна женщина так полно не удовлетворяла его — и не смешила.
Иден, доверчиво прильнув к Себастьяну, погрузилась в сон. Он нежно поцеловал ее в лоб, закрыл глаза и последовал за ней в волшебную страну грез, успев удивиться, какой покой приносит человеку близость с ангелом.
Многие годы Себастьян не спал так крепко.
Едва солнце заглянуло в комнату, Иден мгновенно проснулась — с пульсацией в висках, тяжестью в желудке и болью между бедрами. Она пошевелилась, но неприятные ощущения не исчезали, а, наоборот, становились все сильнее по мере того, как она переходила от сна к бодрствованию. Почувствовав что-то теплое рядом с собой, Иден блаженно потянулась, в мозгу стали всплывать смутные воспоминания о ночи… и, словно получив удар в лоб, она в ужасе замерла. Боже правый, в панике подумала она и открыла глаза: рядом с ней лежал довольно улыбающийся Себастьян.
Уже очень давно он не просыпался с улыбкой. Обычно утро у него начиналось с решения всяческих проблем, но сейчас его тревожило только одно — как отнесется Иден к случившемуся. Он увидел, что ее лицо густо покраснело, и забеспокоился, не началась ли у нее лихорадка.
— Доброе утро, — в замешательстве пролепетала она.
— Доброе утро. — Он выразительно посмотрел на окно. — Кто-то раздвинул шторы еще на рассвете. Зачем ты это сделала?
— Давняя привычка, — уклончиво ответила Иден, чуть отодвигаясь к краю кровати.
— Давняя привычка, вызванная чем?
— Просто люблю свет, — пожала она голыми плечами. Интересно, подумала Иден, кто из них должен подняться первым? Неужели, придется встать совершенно голой? Лежать обнаженной в объятиях Себастьяна в темноте — это совсем другое, но при свете белого дня?
— Иден, по поводу прошедшей ночи… — заговорил Себастьян у нее за спиной.
Она сглотнула, откашлялась и плотнее завернулась в простыню. Что она могла сказать ему, после того как поддалась тайному желанию, не дававшему ей покоя с самой первой их встречи?
— Ты жалеешь? — Протянув руку, он провел указательным пальцем по изгибу ее шеи.
— Да. А ты? — Иден замерла в предвкушении ответа.
— Гм-м… нет. — Себастьян постарался кашлем замаскировать смешок.
— О-о-о… — Иден оглянулась в поисках вещей, которые — проклятие! — оказывается, лежали на комоде в добрых шести футах от кровати.
— Я принесу, — предложил он, проследив за ее взглядом, и, откинув одеяло, встал.
Испуганно втянув воздух, Иден невольно скользнула взглядом по его ладной фигуре, по мускулам, напрягшимся при ходьбе, по шедшему вдоль ребер длинному шраму — единственному дефекту, не позволявшему назвать Себастьяна полным совершенством. Затем ее любопытный взгляд опустился ниже, и лицо Иден моментально залилось краской.
Себастьян взял одежду и подал ее Иден, представ перед ней во всей своей красе, а она завороженно смотрела на него круглыми, как у совы, глазами, не в силах изображать безразличие. Осознав свою нескромность, Иден, завернувшись в простыню, выхватила у него из рук одежду и бросилась за ширму.
— Я действительно сожалею о том, что случилось, — оправдывалась она, одеваясь. — Я так беспокоилась о Бет, что не могла думать ни о чем другом. Потом выпила и… Ну что ж, что произошло — то произошло.
