на ходу сбросил камзол и кинулся следом за Канной. Зная, что друг сможет спасти девушку, Алексей поднял его камзол, покинул мост и побежал скорее к берегу, куда Антон неизбежно выведет беглянку.
Так и случилось… Антон ухватился за Канну практически сразу, как только оказался в воде. Он поддерживал её, чтоб не утонула, и приближался к берегу.
Там Алексей уже помог выбраться, как бы девушка ни пыталась вдруг освободиться из крепких рук. Она стала размахивать руками, дёргаться, царапаться… Невольно опуская на землю, Антон всё удерживал, как и ухватившийся за одну из её рук Алексей:
— Успокойся же, дурочка… Всё будет теперь хорошо! — надел он ей на плечи камзол Антона.
Схватившись свободной рукой за ветку шиповника, что рос рядом, словно та сможет как-то спасти, Канна зажмурилась и ахнула от боли, когда та самая ветка оцарапала её лицо…
— Всё позади… Позади… Ты свободна, — сказал наконец-то Антон, прижав крепче к себе.
Он вытирал потёкшую из раны кровь и встретился с испуганным взглядом, где сомнение доверия всё ещё сверкало в подступивших слезах…
— Ты спасена. Не вернёшься больше никогда в доллгауз… Понимаешь?
Канна неуверенно кивнула… Она уставилась в добрые глаза спасителя и взглянула на медленно отпустившего её руку Алексея. Тот сразу кивнул в поддержку, и она стала дышать чуть спокойнее. Снова встретилась со взглядом Антона, а он убрал мешающийся на её глазах локон:
— Мы поедем сейчас в гостиницу. Там ты отдохнёшь, помоешься, поешь… Хорошо?… Потом скажешь, отвезём, куда хочешь. Хорошо?
Канна снова неуверенно кивнула, но послушно поднялась. Она молчаливо, с властвующим ещё испугом, следовала со спасителями к карете, которая ожидала тут же, на улице, и Алексей пояснил, заметив странное опасение в глазах девушки, обращённых к кучеру:
— Это наш человек.
— Архаровец, — еле уловимым голосом молвила Канна…
Скоро они прибыли в гостиницу. Только помог Антон Канне покинуть карету, как и она, оглянулся на то, что её насторожило. Уставившись на возвращающуюся из сада под конвоем Александру, Антон застыл на месте.
Вышедший следом Алексей затаил дыхание от жалкого зрелища арестованной. Она прошла недалеко от них, опустив виноватый взгляд, и Антон будто тоже поник. Канна заметила, как его взгляд обратился к земле. Она снова посмотрела вслед ушедшей в гостиницу Александре и поняла, что они больше, чем просто знакомые…
— Я устрою Канну, — сказал Алексей. — Ей будет отдельная комната.
Антон лишь кивнул и поспешил уйти в гостиницу. Он у дверей нагнал вернувшуюся в комнату супругу и прошёл с нею вместе. Закрыв дверь, возле которой снова встала охрана, Антон повернул Александру за плечи к себе.
— Пусти, — отмахнулась руками она и сделала шаг назад. — Я отвечу за грех сама!
— Я найду виновного в этом убийстве и тебя отпустят. Мы должны вернуться домой, к сыну, — взял он лежащую на стуле свою треуголку.
Александра смотрела в полные горя глаза мужа и не знала, что ответить, на что надеяться теперь после своего бездумного предательства. Не имела возможности найти в себе или чувства, позволяющие простить, или что-то, что бы помогло обоим забыть случившееся и продолжать жить счастливыми.
Антон смотрел в глаза, не понимая пока, есть любовь или уже нет… Прощать ли?… Как забыть?… Как отпустить?… Ему становилось жаль и её, и себя… Душа сжималась до того, что сжалось сердце… Кровь будто застывала, а дыхание перекрывалось.
Всё же, отступая спиной к двери, Антон ушёл…
Алексей проводил Канну в её комнату, заплатив хозяину гостиницы вперёд, как полагалось. Пропустив девушку пройти, Алексей сказал:
— Здесь ты отдохнёшь. Я сейчас же позабочусь, чтоб пришли помогли помыться, но прежде, — выдержал он короткую паузу. — Скажи, умоляю, где найти Варвару Синявскую.
— Я благодарна Вам, — подошла Канна.
Она взглянула исподлобья чуть смелее и встала так близко, что Алексей догадался о её планах до того, как её рука осторожно коснулась его груди.
— Варенька проживает в герберге… Часто посещает трактир в Кремле. Неугасимая свеча у Царь-пушки… Варенька тоже хотела меня спасти, но Вы… опередили.
— Я был не один, — подмигнул Алексей с улыбкой, от чего Канна невольно улыбнулась в ответ:
— Знаю…. обоих отблагодарю по-особенному.
— Меня не стоит, — засмеялся Алексей, убрав её руки и, пока не выпуская из своих, добавил:
— Люблю раз и навсегда только одну женщину. Она уже моя и со мной навсегда. А тебе… Вот, — вложил он ей небольшой мешочек с монетами в руки. — Для начала новой жизни.
Отпустив руки Канны, Алексей ушёл, тут же столкнувшись в коридоре с Софьей. Её взволнованный взгляд и то, что она стояла так рядом с дверью, сказали за себя.
— Всё слышала, — понимал Алексей, приобняв за талию и прижав в объятия. — Я рад.
— Я тоже, — смутилась любимая, уходя с ним в их номер. — Да вышло всё случайно. Я же тоже была в саду, когда Сашеньку уводили назад и вы прибыли… Ты меня не заметил. Ушёл с этой несчастной.
— Это Анна Егорова, — прошептал Алексей на ушко. — Нам удалось вытащить её из доллгауза… Не ревнуй.
— Она падшая, но… Нет… Не ревную, — робко улыбнулась Софья, удаляясь с милым в их комнату. — Пока нет.
Засмеявшись от радости вновь быть вместе и хранить любовь, они скрылись за дверью, а вышедший из-за угла в коридоре Антон кратко посмотрел им вслед. Слабо улыбнулся… Сочувствовал только себе… Отбросив же все воспоминания о любви с супругой, он прошёл к двери комнаты, где была Канна.
Она сразу, как только он постучал, открыла и отошла в сторону, пропуская войти:
— Вам уже доложили, где я, — кратко улыбнулась она.
Канна тут же взяла висевший на стуле камзол. Антон узнал его и вздохнул:
— Благодарю. Надеюсь, он помог.
— Не знаю, — усмехнулась невольно она, а в глазах пробежала грусть. — Но знаю, что Вы помогли.
— Я очень скоро вернусь с новой одеждой для тебя, — сообщил Антон, надев треуголку, и застегнул камзол.
Его взгляд из-под полы шляпы заставил Канну будто застыть на месте. Словно заворожил, она задержала дыхание и боялась спугнуть тот приятный поток новых ощущений, а губы уже раскрылись, выпуская слова:
— Тогда я обязана… помыться…
С умилением улыбнувшись, Антон откланялся. Он закрыл за собой дверь, вновь кивнув на прощание, и поспешил покинуть гостиницу. В тот же час отыскал он по соседству, где можно было приобрести любую обычную, неброскую женскую одежду, чтобы Канне было и удобно, и приятно.
Когда же вернулся в гостиницу, прижимая висевшее на руке платье к груди, то на его стук в комнату Канны