Но он честный и добрый человек. И она снова начинает верить людям.
Аннетта налила в хрустальный бокал отцовский портвейн и понесла его лейтенанту Ганну. Остановившись у двери, Аннетта постаралась успокоиться. Она опасалась, что вчера вечером выдала себя, млея в его объятиях. Что он подумал?
Мурашки побежали у нее по спине. Раньше она не знала, что тело может жить своей особой жизнью и с ним порою трудно управиться. И все же она желает видеть Джона Ганна. Он скоро уедет. Пусть останутся хотя бы воспоминания о нем. Как можно больше воспоминаний.
Она легонько постучала, и он разрешил войти. Он все еще был в форменных брюках и в белой рубашке с закатанными рукавами.
Джон Патрик взглянул на нее, но не улыбнулся, как обычно. И Аннетта вдруг пожалела, что пришла.
— Я не хотела вас беспокоить, — сказала она, — да вот подумала, что вы не откажетесь от портвейна.
— Пожалуй, не откажусь.
В руках у него была книга, которую она ему как-то принесла. «История Пенсильвании».
— Не очень-то захватывающее чтение, — заметила она.
— Да, не очень, — серьезно согласился он.
— Я подумала, что, может быть, вам будет интересно узнать побольше о местах, в которых вы теперь находитесь.
— Да, интересно, — сказал он все еще серьезно, но в глазах промелькнула та самая усмешка, что всегда ее завораживала. — Расскажите-ка, где вы прежде жили?
— Это не очень далеко отсюда, сейчас там мятежники.
— Миль пятьдесят отсюда?
— Скорее шестьдесят. На дорогу уйдет два полных дня. Но место там очень хорошее, у реки. Дед даже воевал за него с индейцами. И, мне кажется, отца мучают угрызения совести за то, что он потерял с таким трудом добытое поместье. Наследие предков, — Аннетта чуть усмехнулась — уж слишком торжественно это прозвучало.
— Вы непременно получите поместье обратно, — сказал он с такой убежденностью, что на мгновение она ему поверила.
В душе затеплилась слабая искра надежды. С такими людьми, как Джон Ганн, англичане, конечно, победят.
— А куда вы направитесь после того, как уедете от нас?
— В свой полк, к востоку от здешних мест.
— Вы будете осторожны?
— Я всегда соблюдаю осторожность, Аннетта.
Ее имя прозвучало в его устах так сладко.
— Ну почти всегда, — поправился он.
— Странно, что у вас здесь совсем нет друзей, — заметила она.
— Меня послали вперед, квартирмейстером, подыскать жилье для моего полка. Доктор должен был известить их, где я нахожусь.
— Но, может быть, среди других пациентов у вас найдутся знакомые?
Он не сводил с нее своих изумрудных глаз, его взгляд гипнотизировал. Затем он внезапно посмотрел куда-то в сторону, взял бокал и отпил глоток портвейна.
— У вашего отца хороший вкус.
— Это у доктора Марша хороший вкус. Он вчера принес для отца несколько бутылок.
— Ах, какой он добрый, этот доктор. Вы хорошо его знаете?
Аннетта покачала головой:
— Нет, я знаю только, что врач он прекрасный и сохраняет верность королю. Он уже дорого заплатил за свою верность. Говорят, от него отказались родные. Но жена его была из квакерской семьи, а большинство квакеров выступает против мятежа. Некоторых мятежное правительство даже повесило, и доктор сидел в тюрьме, так как заявил протест против казней.
В глазах Джона Ганна промелькнуло удивление, но он ничего не сказал. Вместо этого он встал, но, видимо, слишком резко — пришлось схватиться за стул, чтобы не потерять равновесие. Аннетта хотела подхватить бокал. Она коснулась рукой руки Джона Патрика, но каким-то непостижимым образом бокал все же упал и разбился. Сверкающие осколки разлетелись вокруг, и красное вино растеклось на полу. Казалось, это кровь.
Аннетта вскрикнула. На какое-то мгновение она словно оцепенела. Она видела уже достаточно много крови, но сейчас ей показалось, что это его кровь. Предвидение? Но она в такие вещи не верила. Тем не менее дыхание у нее перехватило и сердце застучало как бешеное. Она вдруг поняла, что смотрит на Джона Ганна сквозь слезы. Он был совсем рядом, но контур лица расплывался как в тумане.
— Все в порядке, — тихо сказал он, — это ведь только вино.
Опираясь на трость, он опустился на колено и стал собирать осколки. И тут же порезался. Его кровь смешалась с вином. Джон Ганн пробормотал сквозь зубы нечто вроде ругательства, и это вывело ее из транса.
— Об уборке мы позаботимся потом, — сказала Аннетта, подавая ему руку, чтобы помочь подняться. Кровь из пореза уже текла тише. — Сейчас принесу что-нибудь, руку надо забинтовать.
Вместо ответа он просто вытер руку о брюки.
— В этом нет никакой необходимости. Извините мою неуклюжесть. Но так действует на меня ваше присутствие.
Неужели? Эта мысль и смутила ее, и опьянила.
Он поднял руку.
— Видите? Кровь уже почти остановилась.
И, словно в доказательство правоты своих слов, он отвел локон с ее лица и пальцами погладил Аннетту по щеке. Сердце у нее забилось сильнее, и ноги стали как ватные, потому что от его прикосновения в жилах словно вспыхнуло пламя. Аннетта подняла взгляд и увидела, что в глазах его горит огонь. Зеленое пламя.
— Я буду скучать, мисс Кэри.
— Вы дадите мне знать, что у вас все в порядке?
— Постараюсь, если будет возможность.
Голос у него охрип, а пальцы все еще бродили по лицу Аннетты, словно он хотел запомнить его и на ощупь. Ее охватила дрожь. Он отошел на шаг.
— Извините. Я, кажется, не в состоянии держаться в стороне от вас.
«И я тоже не в состоянии», — ответила она мысленно.
— Что бы ни случилось, запомните: вас забыть просто невозможно, — сказал Джон Патрик.
Нет, это были не совсем те слова, которые ей хотелось бы от него услышать. Ей бы хотелось, чтобы он говорил о любви, ей хотелось услышать обещания. Но любовь и обещание были в его взгляде, и душа ее воспарила в блаженстве.
Она подошла ближе, и на мгновение ей показалось, что он снова отвернется и откажется от нее, но нет. Он наклонился и поцеловал. Крепко. Страстно. Она ответила на его поцелуи, она обнимала его, и ладони ее запутались в его волосах. От него пахло портвейном, мылом и еще каким-то особым, мужским запахом, который ее пьянил. Горячечное желание охватило ее, как жадное пламя сухую траву. Она прижалась к нему всем телом и ощутила напряженность его плоти, отчего запылала еще сильнее.
Он застонал, выругался и в следующую секунду оторвался от нее.
— Проклятие! Я не имею права.
Она выпрямилась. Прошлым вечером она бежала, Больше она не убежит.
— Нет, вы имеете это право, — сказала она, приподнялась на цыпочки и, едва касаясь губами, поцеловала его. А затем, собрав все свое достоинство, повернулась и медленно вышла.
