нему, чтобы полюбоваться добычей. Роджер держал птицу за лапы, крупные чашевидные крылья наполовину раскрылись, перья на грудке переливались на солнце черновато-зеленым.
— Нет. — Лицо у Роджера раскраснелось, то ли от солнца, то ли от радости, а может, от того и другого одновременно, загорелая кожа приобрела теплый оттенок. — Прибил ее, — с гордостью сообщил он. — Сначала камнем в крыло, потом догнал и свернул шею.
— Замечательно, — отозвалась я с уже более искренним восхищением. Хотя бы не придется доставать из мяса дробь или бояться, что сломаешь о нее зуб.
— Отличная птица, мистер Мак. — Лиззи соскользнула с табурета и тоже подошла посмотреть. — Такая жирная! Хотите, я возьму и выпотрошу ее?
— Что? А, нет, спасибо, Лиззи, я, э-э, сам этим займусь. — Роджер покраснел еще сильнее, и я едва сдержала улыбку. Он хотел похвастаться своей добычей во всем ее великолепии перед Брианной. Роджер взял птицу левой рукой, а мне протянул правую, перевязанную окровавленной тканью.
— Я слегка поранился, забивая птицу. Вы не могли бы.
Я размотала ткань и, сморщившись, взглянула на то, что было под ней. Индюшка боролась за жизнь и оставила на тыльной стороне его ладони три рваные раны от когтей. Кровь уже почти запеклась, но из самого глубокого прокола выступили свежие капли и стекли по пальцу на пол.
— Ну да, слегка, — взглянула я на Роджера, подняв брови. — Иди сюда, садись. Я промою рану, и… Лиззи! Стой!
Воспользовавшись моментом, Лиззи решила удрать и робко двинулась в сторону выхода.
— Мэм, со мной все в порядке, — взмолилась она. — Ничего такого, правда ничего.
На самом деле я окликнула Лиззи, чтобы она не забыла забрать масло и сливки из буфета. С молоком пришлось попрощаться: встав на задние лапы, Адсо с головой погрузился в кувшин, из которого доносилось негромкое лакание. Этот звук эхом отразил капанье крови Роджера на пол, и мне в голову вдруг пришла мысль.
— У меня идея, — сказала я. — Присядь-ка еще раз, Лиззи, нужна всего лишь капелька крови.
У Лиззи был вид как у полевой мыши, которая оторвалась от своей крошки и поняла, что ее окружили совы. С большой неохотой она залезла обратно на табурет рядом с Роджером.
— Зачем вам ее кровь? — поинтересовался он. — Можете взять всю мою — за так. — Роджер широко улыбнулся, подняв израненную руку.
— Какое щедрое предложение, — сказала я, раскладывая чистые прямоугольнички стекол на льняной ткани. — Но у тебя ведь не было малярии? — Я схватила Адсо за шкирку и оттащила от молока, а потом открыла шкафчик.
— Насколько я знаю, нет. — Роджер с большим интересом следил за моими приготовлениями.
— Будь у вас малярия, сэр, вы бы такое не забыли, — грустно усмехнулась Лиззи.
— Наверное. Говорят, жуткая болезнь, — с сочувствием посмотрел он на нее.
— Еще какая. Кости ломит так, будто все внутри перебито, а глаза жжет, словно в аду. Сначала пот течет рекой, а потом знобит так, что зуб на зуб не попадает — того гляди треснут… — Лиззи съежилась и вздрогнула, вспоминая о случившемся. — Я думала, что все прошло, — добавила она, с тревогой поглядывая на ланцет, который я стерилизовала в огне спиртовой горелки.
— Надеюсь. — Я взяла кусок ткани и бутыль из синего стекла, в которой хранился дистиллированный спирт, тщательно протерла кончик среднего пальца Лиззи. — У некоторых болезнь никогда не возвращается, и мне хочется верить, что ты, Лиззи, одна из них. Но у большинства переболевших она появляется снова, вот я и пытаюсь понять, не вернулась ли и к тебе малярия. Готова?
Не дождавшись кивка, я быстро пронзила кожу ланцетом, отложила его и взяла предметное стекло. Затем сжала ее палец, выдавила крупные капли крови на каждое из трех стекол и перевязала палец тканью.
Не медля, я взяла чистое стекло, накрыла им каплю и, распределив кровь по изначальному предметному стеклу, тут же убрала. Проделав то же самое со вторым и третьим стеклами, я отложила их высыхать.
— Вот и все, — улыбнулась я. — Изучить кровь я смогу только через некоторое время. Когда все будет готово, я тебя позову, хорошо?
— О… нет, не надо, мэм, — пробормотала она, вставая с высокого табурета и с ужасом глядя на заляпанные кровью стекла. — Мне не обязательно смотреть. — Лиззи сняла с пальца ткань, расправила фартук и выскочила из кабинета — все-таки забыв сливки с маслом.
— Прости, что заставила ждать, — извинилась я перед Роджером. — Просто подумала… — Я открыла шкафчик, достала три глиняных горшочка и откупорила их.
— Ничего страшного, — заверил меня Роджер. Он внимательно следил за моими действиями: я проверила, что кровь на стеклах подсохла, и положила по одному в каждый горшочек.
— Что ж, посмотрим. — Теперь я могла заняться его рукой — надо было промыть и забинтовать рану. — Все не так плохо, как я думала, — пробормотала я, отдирая с костяшек запекшуюся кровь. — Крови потерял немало, но это хорошо.
— Раз вы так говорите. — Роджер даже не дернулся, но и не смотрел на свою руку — вместо этого выглядывал в окно.
— Очищает раны, — объяснила я, протирая спиртом. — Не надо лезть вглубь, чтобы промыть.
Роджер со свистом втянул в себя воздух и, чтобы отвлечься, кивком показал на горшочки.
— К слову о крови, что это вы делаете с каплями нашей пугливой мышки?
— Хочу кое-что попробовать. Не знаю, получится ли, но я приготовила пробные красители из экстрактов некоторых растений. Если сработает, то под микроскопом я отчетливо увижу красные кровяные тельца — и то, что внутри них. — В моем голосе звучала надежда и неуверенное предвкушение.
Шансов на то, что удастся воссоздать клеточные красители из подручных материалов, было мало, но я не считала эту попытку неосуществимой. У меня имелись все привычные растворители — спирт, вода, скипидар и его дистилляты — и растительные пигменты, от индиго до шиповника, и я отлично знала, каковы их красящие свойства.
Кристалл-виолета и карбол-фуксина у меня не было, зато мне удалось выработать красноватый краситель, благодаря которому эпителиальные клетки становились четко видимыми, пусть и ненадолго. Осталось только узнать, подействует ли этот краситель и на красные кровяные тельца и включения в них или же придется использовать дифференциальное окрашивание.
— И что же внутри них? — с интересом повернулся ко мне Роджер.
— Plasmodium vivax, — ответила я. — Простейший организм, вызывающий малярию.
— И вы можете его разглядеть? Я думал, микробы слишком маленькие, даже под микроскопом не увидеть!
— Ты прямо как Джейми, — с терпением ответила я. — Хотя мне нравится, как шотландцы произносят слово «микр-робы», звучит так зловеще с вашим раскатистым «р».
Роджер засмеялся. Из-за повешения его голос потерял былую силу, но низкие, жесткие тона остались.
