— А Голубой Султан — тоже легенда с Риальто? — бесстрастно спросил Керью.
— Почти наверняка, — твердо заверил его коллекционер. — Хотя Пиндар не желает в это верить. Он словно одержимый. И нам совсем не нужно, чтобы он считал, что этот камень — даже если он существует — связан с Селией Лампри.
Джонс хитро взглянул на Керью, но тот молчал, переваривая услышанное.
— Так вы все знаете? — спросил он наконец.
— О судьбе Селии Лампри? — довольно хохотнул Амброз. — Благослови тебя Господь, я знал ее совсем крошкой, знал ее отца, капитана, да упокоятся их души с миром. О кораблекрушении слышали все торговцы Лондона. Девушка утонула, а вместе с ней пошло на дно огромное богатство. И если Пол думает, что она может оказаться пресловутой дамой из гарема, то жестоко ошибается. — Коллекционер окинул Керью долгим проницательным взглядом. — Говорят, ты видел ее.
— Да. Или думаю, что видел.
— То есть ты не уверен?
— Нет, конечно, уверен. По крайней мере, тогда… был.
— Сколько лет прошло?
— Четыре… А кажется, гораздо больше… по разным причинам.
Джон отвел взгляд. Каждый раз, вспоминая о том дне, он обнаруживал, что картинка теряет четкость, словно отражение лунного света в воде.
— Тогда я был с Томом Даллемом, — неожиданно для самого себя добавил повар.
— Органных дел мастером?
— Да.
Томас Даллем! За все эти годы Керью впервые упомянул его имя. Вспомнил день, когда они вместе пошли во дворец. Во дворике, вымощенном мрамором, Даллем строил орган — подарок султану от торговцев Левантийской компании. Охранники дали им знак приблизиться к маленькой решетке, и они увидели потайной дворик, где около тридцати наложниц Великого Турка играли в мяч. Джон вспомнил, как страж затопал ногами, отгоняя мужчин.
— Но я не мог сдвинуться с места. Там была… девушка, непохожая на остальных.
Картина вновь ожила у него перед глазами. Наложница в богатом наряде сидела чуть в сторонке. На шее сияло, кажется, жемчужное ожерелье. Бледная кожа, золотисто-рыжие волосы. Даллем потянул его за рукав, умоляя поторопиться. Но Джон узнал пленницу. Потер глаза. Вспомнил, как, задыхаясь, произнес: «Боже правый, это Селия Лампри! А мы считали ее мертвой!»
— Я бы узнал ее из тысячи.
— Лично я считаю, что девки в шароварах все на одно лицо, — внезапно хохотнул Амброз. — Змеиное гнездо! Невеста Пиндара — в курятнике султана. С ума сойти!
Похоже, охотника за редкостями история позабавила.
— А тебе не приходило в голову не болтать об этом? Ну да ладно, чего теперь говорить, — вздохнул он.
Джонс приподнялся над подушками.
— Была еще одна причина взять тебя с собой. Теперь я вижу, что не ошибся с выбором спутника. Ты сможешь разузнать все, что надо. Пол говорит, ты здесь неплохо ориентируешься. — Амброз указал на остров.
— Неплохо ориентируюсь? — Керью хрустнул пальцами. — Что вы имеете в виду, сударь?
— О, я прекрасно осведомлен о твоих невинных шалостях, — пропел собеседник. — Не беспокойся, мне нет до этого ровным счетом никакого дела. Целый дом незамужних женщин, предоставленных самим себе… Вот они, плоды торга между еретиками и католиками. — Амброз заговорил вполголоса: — А чего еще можно было ожидать? Сам-то я не держусь за старые порядки. Ты совсем молод, не застал роспуск монастырей, а я помню те времена и не осуждаю старину Генриха. Конечно, будь ты моим слугой, я бы взял кнут и хорошенько тебя выпорол, но, к счастью, твое воспитание — не моя забота. А почему он этим не занимается? — Окунув пальцы в воду за бортом, Джонс задумчиво смотрел на оставляемый ими след.
— Почему не бьет меня кнутом?
— Да у тебя острый язык, как я погляжу, — благодушно улыбнулся коллекционер.
Керью посмотрел на Амброза, а потом снова быстро отвел взгляд. Разговор принял неожиданный оборот, и Джону это совсем не нравилось.
— Слуга, который не прислуживает. Повар, который не готовит. Так похоже на Шута. И это только начало. — Агент Парвиша взглянул на Джона. — Ничуть не лучше, чем запереть толпу женщин в монастыре. Противоречие законам природы. Это про-ти-во-ес-тест-вен-но, — проговорил Джонс, подчеркивая каждый слог, — совершенно противоестественно. Ну хватит, — нетерпеливо продолжил он, — ты что, язык проглотил?
Если до этого Керью и хотел поделиться с Амброзом некоторыми мыслями, то сейчас предпочел бы гореть в аду.
— Не знаю, сударь, полагаю, вы мне объясните. — Джон посмотрел коллекционеру в глаза.
Но Амброз внезапно потерял к нему всякий интерес.
— Что ж, это может подождать. Рано или поздно я все узнаю. — Он сиял тюрбан и задумчиво почесал внушительный нос. — Но факт остается фактом: твой хозяин впал в меланхолию. И наш долг — помочь, пока он не нанес себе еще больший вред.
Тем временем лодка достигла острова. Амброз задумчиво втянул носом воздух.
— Говорят, летом здесь снова будет эпидемия чумы. Боже милостивый, еще бы, в такую жару! Но ты уже уедешь. Или это слухи?
— Отправлюсь домой на первом же торговом корабле.
Это Керью мог и не скрывать.
— Окончательное решение?
Джон ничего не ответил.
— Многое в его жизни сокрыто от тебя, но твой хозяин действительно блуждает в потемках.
Наконец-то лодка пристала к берегу. Как и договаривались, гостей подвезли не к главным воротом, а со стороны сада, где находилась мастерская суоры Вероники.
Керью думал, что этот причал заброшен, и частенько пользовался им в последние недели, а теперь понял, что именно так, минуя главную часть монастыря, Веронику посещали клиенты. Джон, и раньше видел мастерскую монахини-художницы в самом старом здании конвента. Крышей постройка напоминала амбар, но, войдя внутрь, юноша оказался в прохладной, освещенной отблесками от вод лагуны комнате, стен которой не было видно из-за книжных полок.
К ним подошла хозяйка. В руках женщина держала выпачканную в краске тряпицу — пыталась оттереть от пола пятно. Ее пальцы и подол окрасились в великолепный алый цвет.
— Доброе утро, сестра, надеюсь, вы не порезались, — поздоровался Джонс.
— Нет, просто краска разлилась. Проходите, пожалуйста, — монахиня неловко теребила платье, — синьор Амброз. Я как раз собирала для вас рисунки.
Суора провела гостя в центр комнаты.
Керью уселся недалеко от входа, чтобы наблюдать за художницей. Ну откуда, лениво размышлял он, у сестричек это странное очарование? Молодые или не очень, полненькие или стройные, коротышки или высокие — совершенно не важно. Джон уже позабыл о недавней скуке и отвращении.
