Монаркино посмотрел на сестру Веронику, пытаясь представить себе, какая она на самом деле. Амброз считает ее гениальной художницей. А вот Джон не находил привлекательной: под монашеским одеянием не угадаешь возраст; да, тело стройное, но похоже на мешок с костями; лицо приятное, умное, но вытянутое, как лошадиная морда.
Размышления прервала резкая боль в ребрах. Керью поднял взгляд: Амброз сердито тыкал носком туфли в грудь слуги.
— Хватит ворон считать, молодой человек. Мои дела много времени не займут. Проваливай, найди себе занятие подальше отсюда.
— Как скажете, сударь. — Повар медленно встал и чересчур любезно поклонился. — Подождать у лодки?
— Он может погулять в саду, если хочет! — крикнула суора Вероника из мастерской.
Из недр сонного, утомленного жарой монастыря донесся звон колоколов.
— Только если никому не помешает, — нахмурился коллекционер. — Не хочется, чтобы мой слуга, — бросил он многозначительный взгляд на Керью, — совершил что-то непристойное.
— Уверена, он никого не потревожит. Колокола призывают на службу, сестры будут в молельне. Суора! Где же вы, суора? — позвала Вероника кого-то. — Странно, она была здесь минуту назад. Ах вот она где! Вы от кого прячетесь? Пора идти в молельню. Не стесняйтесь, дорогая.
Вероника повернулась к Керью, указала на клирошанку, которая медленно спускалась по винтовой лестнице.
— Молодой человек, суора Аннетта проводит вас. Только не срывайте цветы, — улыбнулась художница.
Повар вышел из комнаты вслед за молодой монахиней. Теперь она неслась так стремительно, что Джон едва успел разглядеть спутницу.
— Подождите, сестра!
Но монахиня не сбавляла шаг, стараясь все время держаться впереди, смиренно склонив голову и спрятав ладони в широких рукавах платья.
— Да я не кусаюсь, правда! — крикнул Керью, пытаясь не отставать.
Но женщина, похоже, смущалась еще больше, чем поначалу Вероника.
— Не расслышал, как вас зовут… Бенадетта?
Она быстро взглянула на него через плечо, но ничего не ответила.
— Ну ладно, — вздохнул молодой человек, — не очень-то благочестиво с вашей стороны, сестра Бенадетта, так себя вести с гостями.
Некоторое время Джон разглядывал монахиню со спины: молодая, намного младше первой; тонкая талия, но попка что надо, бедра при ходьбе плавно покачиваются. Точно пока не готова к умерщвлению плоти.
Последняя мысль придала Керью бодрости. Скука, разочарование, желание покончить с опасными вылазками рассеялись, словно утренняя дымка над водами лагуны. В воздухе запахло приключением.
Они миновали гербарий, прошли в ботанический сад. Аккуратно подстриженные изгороди симметрично окаймляли дорожки. Молодая монахиня резко остановилась и прикрыла лицо рукой, словно прячась от полуденного солнца.
— Это сад. По окончании молебна снова зазвонит колокол, и тогда, что бы ни говорила суора Вероника, вам лучше уйти отсюда, — бросила она через плечо.
Голос показался Керью неожиданно низким и мягким. Мужчина подумал: видимо, художница не очень-то строго следует монастырскому уставу. Вдруг появилось чувство, что он не должен здесь находиться. Но почему? Сегодня он — слуга Амброза, так что это не его проблемы. Ожидал, что монахиня скажет еще хоть слово (обычно они радовались любой возможности пообщаться с новым человеком), но эта, судя по всему, была исключением. Когда скромница попыталась пройти мимо, Джон преградил ей дорогу, решив сменить тактику.
— Постойте! Пожалуйста, не уходите! Расскажите… — ласково попросил он и зашарил взглядом по клумбам в поисках предлога, — что это за растения?
— Что?! — переспросила монахиня уже далеко не таким приятным голосом. — Даже не пытайтесь, со мной ваши штучки не пройдут!
Керью удивила внезапная перемена тона. Но мужчина быстро взял себя в руки… и вспомнил, где слышал этот голос.
— Постойте-ка, сестра, мы ведь с вами встречались?
Она не ответила. Джон потянулся убрать ладонь девушки от ее лица, но та резко отвернулась.
— Вам сказали ничего не трогать! — с трудом прошептала она, словно запыхавшись после долгого бега.
— Ага!
Как же он сразу не понял: девчонка до смерти испугана. Однажды в детстве Джон поймал в силки кролика. Зверек сидел не шевелясь, словно ручной, и мальчик не сразу заметил, как быстро поднимается и опускается пушистая грудка.
Огляделся: с одной стороны — сад и стена, выходящая на лагуну, с другой — северное крыло монастыря. Проверил окна — похоже, чисто.
Девушка, должно быть, следила за его взглядом.
— Там наверху живет ее преподобие, поэтому лучше не трогайте меня, capito? — прошептала она, будто каждое слово причиняло боль.
— Это вы бегали за мной по саду в ночной рубашке?
«Да, без сомнений, это ее я чуть не задушил, ей предлагал „причаститься“ прямо там, потому что хотел напугать. Господи Иисусе, неудивительно…»
Клирошанка опустила голову, чтобы скрыть лицо. А потом взглянула на здание, словно пытаясь рассмотреть кого-то в одном из окон. Неужели аббатиса все знает?
Девушка повернулась к нему в профиль. Джон увидел лишь темный локон, выбившийся из-под покрывала, тонкую переносицу, изящный носик и маленькую родинку на правой скуле и вдруг почувствовал, что совсем не хочет оставаться один. Нужно что-то сказать, но как найти слова?
Солнце нещадно палило. Лучи, как кинжалы, рассекали Керью спину, шею, непокрытую голову; в полдень сад просто сиял. Яркие цвета перетекали один в другой, будто во сне. Стояла особая тишина, которая бывает лишь в середине жаркого дня в тихом уголке, — словно природа затаила дыхание. Джон попытался вспомнить, как девушка выглядела в то утро, но только вновь ощутил маленькое хрупкое тело у себя в объятиях.
Монахиня повернулась и посмотрела в глаза причине своих тревог.
— Бенадетта… — выдохнул Керью.
— Аннетта. — Она сердито покачала головой. — Меня зовут Аннетта.
Возможно, первый раз в жизни монаркино не нашелся что сказать.
В следующую секунду она прошла мимо, а он стоял как истукан, даже не попытался остановить мечту. Руки соприкоснулись, пальцы на мгновение переплелись — или Джону показалось?
Керью смотрел ей вслед. Где он раньше видел эту странную походку?
Девушка обронила что-то на дорожку. Он наклонился и поднял маленькую сумочку из расшитого серебром розового бархата. Если память не подводила, точную копию той, в которой хранился великий алмаз, Голубой Султан, в ридотто Зуана Меммо.
Все лето, страдая от удушающего зноя, женщины ехали на север. Останавливались в городках и деревнях, давали представления на ярмарках и праздниках. Днем скрывались от солнца, а ночью продолжали путь. Иногда дорога выводила к берегу моря, и случайно встреченный корабль подвозил их вдоль побережья. Мариам считала каждый грош, но после нескольких дней на суше, где можно было испечь яйца, положив их между камней, прохладный бриз казался пределом мечтаний.
