Доусен вошел в столовую и сел за длинный стол.
– У тебя ничего не осталось поесть? – спросил он Зеба.
Повар мыл посуду, но, услышав вопрос, удивленно повернул в сторону приятеля свое морщинистое лицо.
– Думаю, что смогу наскрести миску тушеного мяса.
Старик вынул руки из мыльной воды и вытер их насухо полотенцем, завязанным на животе.
– Разве дома тебе не оставили рыбы?
– Оставили. Но приглашение на ужин было недостаточно теплым.
– Когда вы с Фэнси прекратите дразнить друг друга?
Зеб поставил на стол миску с тушеным мясом и овощами.
– Вы оба напоминаете мне двух горных баранов, бодающих друг друга, – продолжал он, отрезая для Доусена хлеб.
– С этой женщиной невозможно разговаривать. Чанс подцепил на вилку кусок мяса.
Глаза старика весело заискрились. С чашкой кофе он присоединился к сидевшему за столом приятелю.
– Ты имеешь в виду, что тебе никак не удается заманить ее к себе в постель?
Доусен покраснел и почувствовал себя неловко, вспомнив, какое он сделал Фэнси предложение, когда впервые увидел ее. Отведя взгляд в сторону, чтобы не смотреть в глаза Зебу, он пробормотал:
– У меня нет никакого желания заманивать ее к себе в постель.
– Ха! Скажи это кому-нибудь другому. Да вряд ли найдется в поселке хотя бы один мужчина, который не согласился бы отдать всю свою зимнюю зарплату за то, чтобы переспать с этой маленькой красавицей.
Старик многозначительно взглянул на Чанса.
– Думаю, ты уже делал попытку и получил отказ.
– Ты ошибаешься!
Доусен не поднимал глаз, пытаясь скрыть свою ложь.
– У нее слишком злой язык, чтобы мне нравиться.
Зеб покачал головой.
– В это трудно поверить. Со мной она разговаривает очень доброжелательно и с большим уважением. И мне ни разу не довелось слышать, чтобы она произнесла хотя бы одно резкое слово, разговаривая с Тодом и Ленни. – Он бросил на собеседника хитрый взгляд и продолжил с обманчивой серьезностью: – Я слышал, как она разговаривает с Хэмптоном. С ним тоже очень мила.
Чанс бросил на повара подозрительный взгляд.
– Ты что, дразнить меня вздумал, старый распутник?
– Кто? Я? Даже и не думал!
Дрожащие от сдерживаемого смеха губы изобличали невинный взгляд тусклых голубых глаз.
– Черта с два, не думал!
Чанс с вызовом взглянул на своего мучителя.
Усмехнувшись, Зеб вернулся к грязным тарелкам и сменил тему разговора:
– Я так полагаю, что теперь, с наступлением зимы, вы будете вести вырубку леса у подножия гор.
Доусен допил кофе, поставил чашку на стол и достал кисет с табаком.
– Да, мы прекратили вырубку высоко в горах до наступления весны и спустимся вниз к подножию, где снега будет поменьше. Но даже в этом случае, – устало добавил он, – мне придется все время расчищать дорогу, чтобы можно было доставить бревна на лесопилку.
Зеб вытер полотенцем посуду и повесил фартук на гвоздь.
– Ты можешь сидеть здесь сколько хочешь, Чанс, но я пошел спать.
– Да, я немного побуду здесь, но попозже. Сейчас я хочу пройтись, посмотреть, сколько снега выпало.
Старик кивнул и попрощался.
Выйдя на крыльцо столовой, Чанс принюхался. В воздухе пахло дымом, так как во всех домах в поселке топились печи. Снег падал крупными хлопьями и уже покрыл землю на два дюйма. В горах, конечно же, снега будет гораздо больше.
Он взглянул на барак лесорубов, где, как обычно в это время, большинство мужчин отдыхали перед тем, как наступит время идти в танцевальный зал. Здесь же поблизости сквозь деревья светилось окно комнаты Большой Мирты. Может сходить к ней? Раньше он часто навещал эту грубоватую женщину. Она нравилась ему тем, что рассуждала как мужчина и могла быть как верным другом, так и непримиримым врагом.
Уже направившись к ней, он остановился, увидев в окне силуэт пианиста Лютера, несшего что-то на подносе. Чанс усмехнулся. Значит верно говорят, что старик ухаживает за Миртой. Или, скорее, она ухаживает за Лютером.
На первый взгляд они совсем не подходили друг другу, но, как говорится, противоположности сходятся. Лютер и Мирта каким-то невероятным образом дополняли один другого. Он – истинный джентльмен с юга, мягкостью своего характера и изяществом манер оказывал благотворное влияние на грубоватую женщину, а та, в свою очередь, учила его быть более жестким в этом диком неосвоенном мире.
– Это черт знает что! Стыд какой-то. Я, нормальный мужчина, вынужден скитаться как бродячий пес по поселку в такую холодную ночь, не имея права на свой собственный домашний очаг! – хмуро пробормотал Чанс. – С какой стати я позволяю этой светловолосой синеглазой малышке лишать меня уюта собственного дома?
«Твой дом никогда не был уютным, пока она не пришла в него, – напомнил ему внутренний голос. – Раньше ты приходил туда только спать. Никогда прежде ты не сидел у камина, млея от тепла и блаженства и бросая украдкой взгляды на красивую женщину».
– Заткнись! – проворчал Доусен и вернулся в столовую.
После ужина Фэнси вымыла посуду и расставила ее по местам. Затем принялась подметать пол, преодолевая сонливость, навалившуюся на нее. Сегодня был трудный день. Она чувствовала себя так, словно всю ночь без отдыха протанцевала.
Вспомнив только что пережитое, она сердито сжала губы. Ей хотелось поколотить Пилар, эту глупую курицу, эту шлюху, доставлявшую всем одни лишь неприятности. Слава Богу, что Бланш Сикэт видела, как все в действительности произошло между мексиканкой и Ленни.
Фэнси зевнула и поставила швабру на место. Надо бы немного поспать, прежде чем идти в танцевальный зал.
Она вошла в гостиную, где мальчики готовили уроки. Ее брат учился читать и очень гордился своими успехами.
– Ребята, я хочу прилечь немного поспать. Пожалуйста, не шумите.
– Мы не будем, – ответили они в один голос.
Войдя в спальню, она достала свое красное шелковое платье, шелковые чулки и черные туфельки. Подготовив все это, чтобы быстро собраться после пробуждения, она разделась до лифчика и панталон и нырнула под одеяло. Под завывание снежной вьюги, бьющей в окно, девушка мгновенно заснула.
В столовой было тепло и уютно. Комната освещалась только мерцающей полоской огня, полыхающего за печной дверцей. Чанс пододвинул стул ближе к печи и уселся, вытянув ноги. Он то засыпал, то просыпался, пробуждаясь от храпа Зеба, доносившегося из соседней комнаты. Наконец, его слух уловил звуки старого пианино, заигравшего в танцевальном зале. Чанс с облегчением потянулся и зевнул. Теперь можно было пойти домой и лечь спать нормально. Хотя он осознавал, что вряд ли сможет сразу уснуть. В комнате еще долго будет витать запах Фэнси, аромат ее розового мыла, которым она обычно мылась. Мучительное и в то же время сладостное возбуждение овладеет всем его существом. Нет, раньше чем через час ему не уснуть.