как и его самого.
Искушение безболезненно поддаться дремоте было велико. Брианна на время избавилась от своих страхов, а Роджер по-прежнему слышал этот шепот: «Он бы меня даже не запомнил». Только теперь он звучал по другую сторону двери в его мыслях.
«Я помню, мама», — подумал Роджер и открыл ее настежь.
— Я был с ней. — Он лежал на спине, глядя на потолок из сосновых брусьев, стыки между которыми были едва различимы, хотя его глаза уже привыкли к темноте.
— Что? С кем? — прозвучал сонный голос Брианны.
— С мамой. И бабушкой. Когда… та бомба…
Бри резко повернулась к нему.
— Хочешь рассказать? — Она нащупала его ладонь и сжала ее. Роджер и сам не знал, хочет ли рассказывать, но сжал ее руку в ответ и кивнул:
— Да. Наверное.
Он глубоко вздохнул, чувствуя запахи кукурузной каши и лука, витающие в углах домика. Где-то в самой глубине носа витали воображаемые запахи вентиляционных шахт и каши на завтрак, сырой шерсти и бензиновых выхлопов от грузовиков, которые и проложили ему дорогу по лабиринту памяти.
— Все случилось ночью. Заревели сирены воздушной тревоги. Я знал, что это такое, и все равно каждый раз пугался до ужаса. Одеваться было некогда; мама вытащила меня из кровати и просто накинула на меня пальто поверх пижамы. Мы выскочили, побежали вниз по лестнице — там было тридцать шесть ступенек, я посчитал их в тот день, когда возвращался из магазина, — и кинулись в ближайшее бомбоубежище.
Ближе всего была станция метро через дорогу: грязно-белая плитка и мигающие лампы дневного света, пугающий поток воздуха где-то в глубине, будто дыхание дракона в пещере.
Люди толкались, смотрители пытались перекричать шум толпы. Все дрожало: пол, потолок, сам воздух.
Громко топая по деревянным ступеням, поток беженцев хлынул вниз, на уровень ниже платформы, потом еще и еще, продвигаясь к безопасной глубине.
Бомбы проходили на пятнадцать метров вглубь, на самых нижних уровнях было безопасно.
Преодолев первый лестничный пролет, они в толкотне поспешили через туннель из белой плитки к следующей лестнице. Верхняя площадка была широкой, но вниз вели узкие ступени, и толпа водоворотом заполонила их, спускаясь тонким ручейком, пока беженцев из туннеля позади все прибывало.
Вокруг площадки была стена, и бабушка переживала, что меня прижмут к ней — так сильно напирали сзади.
Приподнявшись на цыпочках и прижавшись к бетонной стене, Роджер заглянул за нее. Внизу вдоль стен мигали аварийные лампы, полосами освещая спускающуюся массу людей.
Стояла поздняя ночь, люди были одеты в то, что успели схватить, когда завыла сирена, и неровные вспышки света выхватывали то голые ноги, то странноватые вещи. Одна женщина, например, к ветхому пальто надела причудливую шляпку с перьями и фруктами.
Роджер завороженно наблюдал за толпой внизу, пытаясь разглядеть, правда ли на шляпке уместился целый фазан. Кто-то кричал, смотритель в белой каске с большой черной буквой «С» бешено махал рукой, подгоняя и так спешащую толпу к дальнему краю платформы, чтобы хватило места тем, кто спускался с лестницы.
— Многие дети плакали. Только не я, мне совсем не было страшно. — Он не боялся, потому что мама держала его за руку. Раз она с ним, то ничего не случится. — Рядом послышался грохот от тяжелого удара. Свет замигал. Звук был такой, будто над нами что-то рушится. Все посмотрели наверх и закричали.
На вид трещина в скошенном потолке не казалась пугающей — просто тонкая черная линия, которая зигзагом расползлась вдоль плитки. А потом линия вдруг разошлась в стороны и превратилась в зияющую пасть дракона, с потолка посыпали грязь и плитка.
Роджер давно согрелся, и все же от воспоминаний кожа покрылась мурашками. Сердце бешено застучало в груди, вокруг шеи словно опять туго затянули петлю.
— Она отпустила, — сдавленным шепотом сказал он. — Отпустила мою руку.
Бри крепко сжала его ладонь обеими руками, стараясь спасти того ребенка…
— У нее не было выбора, — убедительным тоном прошептала Брианна. — Роджер, она ни за что бы не выпустила твою руку просто так, ей пришлось.
— Нет, — резко покачал он головой. — Я не об этом… погоди. Погоди-ка минутку.
Роджер крепко зажмурился, пытаясь замедлить дыхание и собрать воедино осколки воспоминаний о той ночи. Неразбериха, безумие, боль… что же там на самом деле случилось? В памяти не осталось ничего, кроме ощущения всеобщего хаоса. Но он ведь пережил это, он должен знать, что произошло, — если заставит себя пережить это снова.
Брианна с силой вцепилась в его руку.
Роджер закрыл глаза и поддался воспоминаниям.
— Сначала я не помнил, — наконец тихо сказал он. — Точнее, я помнил, но только по рассказам других. — В памяти Роджера не отложилось то, как его, потерявшего сознание, несли через туннель и как потом он несколько недель мотался между приютами и приемными семьями вместе с другими онемевшими от ужаса сиротами. — Конечно, я знал, как меня зовут и где я живу, только толку-то. Отец к тому времени уже уехал, а когда нашли брата бабушки — преподобного, который затем и забрал меня, — история о том, что случилось в бомбоубежище, уже сложилась воедино. Мне сказали, я чудом выжил на той лестнице. Сказали, что мать, наверное, в суматохе потеряла меня и меня унесло толпой вниз по лестнице — так я и очутился на нижнем уровне, где потолок не обрушился.
Брианна по-прежнему держала его руку, словно защищая.
— Теперь ты помнишь, что произошло? — тихо спросила она.
— Я помнил, как она отпустила мою руку, — ответил Роджер. — И я думал, что все остальное тоже правда. Но это не так. Она отпустила мою руку, — слова давались легче, напряжение в горле и груди исчезло, — она отпустила мою руку… а потом подняла меня. Мама, такая миниатюрная, подняла меня и перебросила через стену. В толпу людей на платформе внизу. Наверное, из-за падения я потерял сознание, но я помню, с каким гулом обрушился потолок. Никто из тех, кто остался наверху лестницы, не выжил.
Брианна прижалась к его груди, и Роджер почувствовал, как она сделала глубокий неровный вдох.
— Все хорошо, — прошептал он, хотя его хриплый голос дрожал, а из-за слез свет пламени расплывался перед глазами. — Мы не забудем. И Джем, и я, что бы ни случилось, мы не забудем.
Роджер четко видел лицо своей матери среди звезд. «Умный парнишка», — сказала она и улыбнулась.
Снег начал таять. С одной стороны, я радовалась тому, что становится теплее и сквозь землю пробивается весна, с другой — меня пугала мысль о том, что ледяной
