со стрельбой. А еще ваше с матерью отношение к помидорам…
Брианна задумчиво причмокнула губами и хихикнула.
— Да, я поняла. Зачем ты сказал про помидоры? Я использовала последние сушеные на прошлой неделе, а следующего урожая ждать еще полгода.
— Прости. — Роджер поцеловал ее в шею и, немного помолчав, добавил: — Мне вот что интересно. Когда ты узнала про Джейми, когда начала искать его, ты же, наверное, пыталась представить, какой он. Потом ты его нашла… и он соответствовал твоему образу? Он был таким, каким ты представляла его?
Брианна снова усмехнулась, на этот раз суховато.
— Не знаю, — ответила она. — Не знала тогда и до сих пор не знаю.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, когда тебе рассказывают о ком-то до вашей встречи, человек оказывается совсем не таким, каким его описывали или каким ты его воображал. И все же этот образ не забывается, он остается у тебя в голове и как бы сливается с настоящим человеком, которого ты узнаешь. При этом… — Брианна наклонила голову вперед, задумавшись. — Когда сначала узнаешь человека, а потом тебе что-то про него рассказывают, это тоже как-то влияет на твое мнение, правда?
— Думаешь? Ну, наверное. Ты… про своего другого отца? Про Фрэнка?
— Вроде того. — Брианне не хотелось говорить о Фрэнке Рэндалле. — А что твои родители, Роджер? Думаешь, преподобный сохранил все те коробки с их вещами, чтобы ты мог потом покопаться там, больше узнать о маме с папой? Добавить все это к своим воспоминаниям?
— Я… да, пожалуй, — неуверенно ответил он. — Хотя настоящего отца я вообще не помню — он видел меня лишь раз, когда мне еще и года не было.
— Маму-то ты помнишь? Хоть немного?
Голос ее звучал слегка обеспокоенно: Брианна очень хотела, чтобы он помнил. Роджер засомневался, и вдруг его поразила одна мысль. По правде говоря, он никогда особо и не пытался вспомнить мать. От осознания этого Роджер внезапно ощутил непривычное ему чувство стыда.
— Она ведь погибла в войну? — Бри взялась массировать напрягшиеся мышцы его бедра.
— Да… Во время налета. В бомбежке.
— В Шотландии? Я думала…
— Нет. В Лондоне.
Он не хотел об этом говорить. В те редкие случаи, когда размышления вели его к этим воспоминаниям, Роджер начинал думать о чем-то другом, оставляя те мысли за закрытой дверью, на которой большими буквами написано «Не входить». Он и не пытался заглянуть за эту дверь, но сегодня… Мучения Бри при мысли о том, что сын мог бы ее не запомнить, эхом откликнулись в его душе.
Чувствуя пустоту в груди, Роджер взялся за ручку закрытой двери в его памяти. Он хоть что-нибудь помнит?
— Бабушка, мама моей матери, была англичанкой, вдовой. Когда отца убили, мы переехали к ней в Лондон.
Как и о маме, о бабушке Роджер не вспоминал много лет. Заговорив о ней, он почувствовал запах розовой воды и глицеринового лосьона, которым бабушка мазала руки, ощутил затхлость квартирки на Тоттнем-Корт-Роуд, хранившей воспоминания о прошлой жизни с домом, мужем и детьми.
Значит, дверь все-таки можно приоткрыть… Свет зимнего лондонского дня падал на обветшалый ковер с кипой деревянных брусков. Женщина строила из них башенку, а слабые лучи солнца радугой отражались от кольца с бриллиантом на ее руке. Вспомнив об этой изящной руке, Роджер непроизвольно сжал пальцы.
— Мама… была миниатюрной, как и бабушка. Конечно, мне они тогда казались большими, но теперь я вспоминаю… Вспоминаю, как она вставала на цыпочки, чтобы достать что-то с полки.
Что-то. Баночку для чая с хрустальной сахарницей. Старый чайник, три кружки из разных наборов. Его кружка была с пандой. Упаковку печенья — ярко-красную, с попугаем… Боже, таких он больше не видел — интересно, их еще продают? Нет, конечно, не сейчас…
Роджер не дал себе отвлечься и вернулся к прежней мысли.
— Я знаю, как она выглядела, но в основном только по фотографиям, а не по памяти.
— Мама, — подумал он, и вдруг перед глазами были уже не снимки, а цепочка от очков, вытянувшаяся крошечными металлическими бусинами вдоль мягких изгибов ее груди, приятное теплое прикосновение к его щеке, при котором ощущался запах мыла, хлопчатобумажное домашнее платье с цветами. Синими цветами.
— Как она выглядела? Ты хоть немного похож на нее?
Бри, приподнявшись на локте, повернулась к нему лицом. В полутьме в ее глазах блестело любопытство, которое побороло сонливость.
— Немного, — ответил Роджер. — У нее были темные волосы, как у меня.
«Блестящие, кудрявые, — продолжил он про себя. — Развевающиеся на ветру, усыпанные крупицами белого песка. Я сыпал песок ей на голову, а она со смехом вытряхивала его. Может, где-то на пляже?»
— Преподобный сохранил у себя в кабинете несколько снимков. На одном я сижу у нее на коленях, и мы явно стараемся сдержать смех. На той фотографии мы с ней очень похожи. У меня такой же рот и… наверное… изгиб бровей.
Долгое время при взгляде на снимки матери у Роджера что-то сжималось в груди. Потом это ощущение прошло, фотографии потеряли свой смысл и стали обычными предметами в беспорядке дома преподобного. Теперь он снова отчетливо их видел, и грудь сжали тиски. Роджер громко откашлялся, надеясь, что это пройдет.
— Дать воды? — Брианна потянулась за кувшином и чашкой, которые ставила для него на табурете у кровати.
Роджер покачал головой, положив руку ей на плечо.
— Не надо. — Горло саднило так сильно, как было только в первые пару недель после повешения. Он машинально нащупал шрам и провел пальцем по шероховатой линии под челюстью. — Знаешь, в следующий раз, как будешь у своей тети в «Горной реке», нарисуй автопортрет.
— Что, самой себя? — изумленно отозвалась Брианна, хотя Роджеру показалось, что эта идея ей понравилась.
— Конечно. И тогда твое изображение останется навсегда. — «И Джем запомнит тебя, если с тобой вдруг что-то случится». Невысказанные слова повисли над ними в темноте, и оба вдруг замолкли. Вот так приободрил.
— Я бы хотел иметь твой портрет, — тихо добавил Роджер и провел пальцем по щеке и виску Брианны. — Когда мы будем очень старыми, посмотрим на него, и я скажу тебе, что ты ничуть не изменилась.
Брианна фыркнула в ответ, но повернулась и чмокнула его пальцы, а затем перекатилась на спину.
— Я подумаю.
Не считая шепота пламени и легкого треска оседающих дров, в комнате было тихо. Ночь стояла холодная, но безветренная. Утром будет туман — когда Роджер выходил на улицу, он почувствовал, как от деревьев к земле притягивает сырость. Однако в доме было тепло и сухо. Брианна еще раз вздохнула, и Роджер почувствовал, что ее снова клонит в сон,
