Татары не сразу поняли, что плечом к плечу с князем борется не обычный воин, а женщина. Дружина оборонялась самоотверженно, но нападавших было несравнимо больше.
— Любимый муж мой! — крикнула Анастасия. — Ты дал мне любовь свою и сделал счастливейшей из женщин! Потому не страшно умереть мне подле тебя!
Всеволод жене ответить не успел. Страшный удар сшиб его с седла, а секундой позже Анастасия услышала гортанный приказ предводителя. Уже зная, что сейчас произойдет, она все равно не смогла этого предупредить. Мысль её бежала быстрей, чем ответное движение молодого, гибкого, но все же непривычного к воинскому мастерству женского тела…
Брошенный меткой рукой аркан из конского волоса свистнул в воздухе и захлестнулся на теле, крепко притянув к нему руки. Ее выдернули из седла будто репу из грядки, и другой татарин, подхватив падающую Анастасию у самой земли, перекинул её поперек седла.
Что происходило после на поле брани, увидеть Анастасии уже не пришлось, она лежала поперек крупа быстро несущейся лошади и могла созерцать лишь пыль, клубящуюся под её ногами…
Несколько верст быстрой скачки, и Анастасию сняли с коня, чтобы точно мешок с тряпьем бросить на землю. Откуда-то сверху раздался гортанный приказ, её подняли и стали поворачивать во все стороны перед сидящим на возвышении татарским ханом из её сна. Он сделал какой-то знак, и с княгини, посмеиваясь, сорвали её походное одеяние, кольчугу. Она осталась в легкой исподней сорочке, красная от стыда. Хан одобрительно поцокал языком, и её куда-то повели.
Чьи-то, к счастью, женские руки приняли её в шатре из белого войлока, посредине которого стоял деревянный чан с водой. Анастасию догола раздели, мыли сразу в несколько рук, не давая ей и прикоснуться к себе самой… Надели прозрачные шальвары, легкую сорочку, расшитую золотом безрукавку, а поверх — какой-то непрозрачный темный балахон с прорезями для глаз и перевели уже в другой шатер. Она бесстрастно позволяла с собой это проделывать и, только оказавшись одна, лицом к лицу с ханом, начала осознавать весь ужас своего положения. Анастасия закричала, как подстреленная птица, а поднимающийся к ней со своего ложа хан проговорил неожиданно по-русски:
— Кричи-кричи, я люблю, когда женщины кричат…
Три года княгиня Анастасия провела в неволе у татар.
— Три года в неволе, — выговорила вслух Наташа; когда говоришь сама с собой, становится хоть немного спокойнее: мир внутри неё лучше мира снаружи — тот, в отличие от первого, нельзя ни понять, ни объяснить. От этого и вовсе становится страшно…
— Здравствуй, Оля! — сказал ей вдруг незнакомый юношеский голос, и она, не открывая глаз, пыталась понять, изнутри идет он или снаружи? На всякий случай все же открыла глаза.
Над нею склонился высокий широкоплечий юноша лет семнадцати-восемнадцати, с доброжелательной улыбкой и странно знакомыми серыми глазами. Но ведь она готова была поклясться, что видит его в первый раз!
— Я тебя не знаю, — сказала она несколько растерянно и тут же ахнула вслух, когда незнакомец улыбнулся и обнажил крупные белые зубы — между двумя верхними так и осталась дырка! Наташа вспомнила, что Василий Ильич Аренский говорил, будто рожденные с такими вот неплотно пригнанными зубами — отчаянные врунишки… Неужели это Алька? И вообще, чему она так удивляется: разве за пять лет разлуки он не мог вырасти?
— Алька! — сама же и сказала она полувопросительно-полуутвердительно.
— А то кто же? — подтвердил он и почему-то грустно вздохнул. — Только теперь уж не просто Алька — Алимгафар, слуга Арала первой ступени.
— Но как ты мог… — начала было Наташа и умолкла: Алька украдкой сдавил ей пальцы, подавая знак молчать.
Профессора Подорожанского провожали на симпозиум в Берлин студенты во главе с любимым учеником Яном Поплавским. Восемь человек, вся его комната. Они гомонили, осторожно шутили насчет сдобных немецких фройляйн [1] и не замечали, как смущается от их шуток профессор, посматривая на стоящую рядом с Егоровной Зою.
Всего одно занятие успела провести с кормилицей эта молодая симпатичная учительница, а уже покорила свою пожилую ученицу, произведя заодно неизгладимое впечатление на профессора. Виринея Егоровна по простоте душевной тут же принялась расхваливать Зою своему любимому Алексею в надежде, что у того тоже откроются глаза и он наконец увидит, какие достойные женщины живут рядом с ним! Не без успеха! Алексей Алексеевич и сам подумывал, что, сбрось он лет двадцать, вполне мог бы приударить за этой славной девушкой.
На первый взгляд Зоя обладала вполне заурядной внешностью: небольшие серые глаза, небольшой с горбинкой нос, тонковатые губы. Но при том её лицо не покидал здоровый румянец, а улыбка открывала красивые белоснежные зубы и сразу будто освещала лицо. Еще одним достоинством Зои было ангельское терпение. Девчонкой четырнадцати лет она ухаживала за больной матерью, спокойно сносила все её капризы, так что перед смертью та даже попросила у дочери прощенья: "Ты ангел, Зоинька, воздастся тебе за твою доброту!"
В жизни эта девушка добилась всего сама, считала, что ей очень повезло, и панически боялась бедности, к чему могли привести её, как она думала, гордыня и непокорность: кто она такая, чтобы выступать против сильных?
Арест Светланы Крутько, встреча с Яном, в которого Зоя была тайно влюблена, и её неблаговидное поведение, причиной которого стал страх деревенской девушки перед жестокой государственной машиной, странным образом повлияли на нее.
Вначале она этого страха устыдилась и рассердилась на себя, потом трезво рассудила: случись самое страшное — что отберут у нее, кроме жизни? Только юность может так бесшабашно относиться к самому дорогому, что есть у человека…
Решив для себя проблему страха, Зоя обрела уверенность в себе и неведомое прежде чувство собственного достоинства. Ее влюбленность в Яна приобрела теперь совсем другую окраску, и девушка решила, что не будет считать своим уделом бесполезные "охи" да "ахи", а постарается перебороть безответное чувство.
От таких мыслей ей даже стало весело, а когда она увидела откровенное восхищение в глазах будущего врача Знахаря, а потом и явный интерес к ней немолодого и такого солидного профессора, она и вовсе приободрилась.
Как раз сегодня Зоя пришла к Виринее Егоровне на очередное занятие, и тут выяснилось, что профессор уезжает. И милая старушка, и Алексей Алексеевич наперебой стали уговаривать её на время отсутствия профессора пожить у него дома, мало ли что: кормилица старенькая — тут крепкая и вполне здоровая Егоровна изобразила крайнюю дряхлость, а профессор, скрывая улыбку, свою озабоченность этим. Так что Зою они уговорили почти без труда. Необходимость поехать на вокзал провожать Подорожанского в Берлин выглядела уже само собой разумеющейся…
По дороге на вокзал Алексей Алексеевич продолжал развивать свою мысль о том, что Зое не придется хоть какое-то время пользоваться трамваями и ездить Бог знает в какую даль! Трамваи профессор не любил, а может, и боялся. Одно время он работал в анатомичке — проверял кое-какие свои мысли — и насмотрелся довольно на жертв этих "технических чудовищ". Напрасно потом студенты перечисляли цифры гораздо больших смертей среди самоубийц, утопленников, угоревших…
Проводив профессора, Ян Поплавский простился было с товарищами-студентами: профессор наказывал ему присмотреть за кормилицей и Зоей, проводить их до дому, потому что на эти трамваи у него нет никакой надежды!
Он так и собирался сделать, но тут свою помощь предложил Знахарь, к некоторому огорчению Зои и удовольствию Егоровны: хитрая старушка заметила взгляд, брошенный Зоей на Алешиного любимца. Парень — красавец, на загляденье, так уж лучше с девушкой побудет Петя Алексеев. Егоровна кличек не признавала, хотя и знала, что студенты зовут его Знахарем. Сердце у парня доброе, а вот красы Бог не дал.
— Тебе завтра дежурить с утра, так что иди, отдыхай, — заботливо распорядился между тем Знахарь.
Ян не стал возражать: что поделаешь, у Петра очередная безответная любовь, пусть хоть так душу потешит! Он поспешно распрощался с женщинами:
— Пожалуй, мне и вправду лучше вернуться в общежитие. Завтра после дежурства я к вам загляну…
— Загляни, милый, загляни. — Егоровна уцепилась за руку своей учительницы, страшно довольная тем, что эту неделю в отсутствие профессора она будет не одна. Она даже собиралась пригласить Петеньку на чай с расстегаями, которые пекла профессору на дорогу.
Ян вбежал в здание вокзала и… чуть не столкнулся с Черным Пашой. К счастью, тот нес на руках ребенка, который закрывал ему боковой обзор. Следователь прошествовал мимо с какими-то пожилыми женщиной и мужчиной.
