Юноша, увидев своего неприятеля, так резко отпрянул в сторону, что наступил на ногу человеку, который купил у лоточницы газету и теперь на ходу просматривал её.
— Осторожнее, молодой человек… — начал было выговаривать он и вдруг радостно воскликнул: — Да это же Янек!
На юношу, распахнув объятия, смотрел… Федор Головин!
— Янек, обними старого друга! Думал, усы отпустил, так я тебя и не узнаю?!
— Здравствуй, Федор! Или ты теперь не Федор, а ещё как-нибудь? Может, ты такой важный, что тебя уже и по имени звать нельзя?
— Тебе, мой дорогой, все можно! Федор я, и могу теперь быть самим собой. Надеюсь, больше скрываться мне не придется! Правда, никто не знает, что я — граф, но, думаю, и знать об этом не надо: революции не нужны подобные титулы… А усы-то ты отпустил зачем? Чтобы старше казаться?
Усы Ян носил уже четыре года и все вокруг так к ним привыкли, что никто его об этом не спрашивал. Да и кто из прошлого мог бы ему встретиться в Москве?
— Как-то само собой получилось.
— А с усами ты ещё больше на деда стал похож — вылитый Данила!.. Янек, тут недалеко от вокзала есть приличная ресторация, — Головин схватил его за рукав, — ты ведь не торопишься? Пошли, посидим, мне так много нужно сказать тебе!
Ян замялся.
— Судя по одежке, ты неплохо живешь, а я пока всего лишь бедный студент. По ресторациям ходить — мне не по карману!
— Ты меня обижаешь? — не отпускал его Федор, точно Ян собирался вырваться и убежать. — Если бы ты знал, как я рад тебя видеть! Как я тебя искал, когда ты сбежал тогда из замка.
— Не сбежал, а просто ушел!
— А почему ушел? Враг твой умер. Не родного же деда было тебе бояться!
— Мне нужно было о своей жизни подумать, а не мертвецов по стенам развешивать.
Федор засуетился.
— Пожалуйста, пойдем со мной, может, я смогу объяснить тебе, что во всем этом нет моей вины, потому что не я это был, а зверь, что в меня вселился…
— Хорошо, пойдем!
Ресторация оказалась вправду небольшой, но уютной. Ян в такое заведение попал впервые и ему здесь все было в диковинку: пальмы в деревянных кадках, тяжелые бархатные шторы, дорогие хрустальные люстры, официант с бабочкой, тотчас подлетевший к столику, за который они сели. Ян накануне купил недорого вполне приличную рубашку, так что, сдав свое дешевенькое пальтишко в гардероб, чувствовал себя неплохо. Да и стоило ли расстраиваться из-за плохой одежонки человеку, который собирался стать лучшим врачом в мире!
— Не возражаешь, если я сам закажу ужин? — деликатно спросил его Федор, правильно истолковав поведение Яна: парень глазел по сторонам, видать, в таком заведении впервые!
— Горячее неси сразу, — услышал Ян, — мы проголодались!
Официант отошел, почтительно выслушав Федора, а тот опять влюбленно уставился на давнего товарища.
— Смотришь на меня, будто девица красная! — рассердился Ян. — Даже неудобно!
— Эх, Янек, цены ты себе не знаешь! Говорил я тебе когда-то и опять повторю. Беата мне все рассказала: и про твою операцию, и как я на ваших глазах в дикого зверя превращался… Еще немного, и это стало бы необратимым, и в аду возрадовался бы пан Бек: добился своего, уничтожил род Головиных! Если бы не ты…
— Всего и дела-то, пулю вытащил…
— Пулю! С того света меня вытащил, Матильду спас, она мне рассказывала. Мы ведь с нею поженились. Сын у нас родился, такой здоровый крепыш — Ян Головин! В честь тебя назвали…
Ян смутился.
— Федор, если не перестанешь меня расхваливать, ей-богу, встану и уйду. Я и так уж от твоих славословий весь взопрел!
— Ладно, не буду! Не поймешь ты чувства человека, чей род чуть было под корень не извели и его самого в могилу не отправили! Я ведь на вокзале Матильду в Германию провожал — к матери второго ребенка рожать поехала. Понимаешь, второго! Опять сына жду… А о твоем даре все эти годы я только и думал. Да что там "думал" — тысячу книг перечитал: и о магнетизме, и о гипнозе. Современные учения и исследования, древние рукописи изучал. Думаю, теперь будет тебе о чем рассказать… Кстати, ты говорил, что студент. На врача учишься?
— Хирургом хочу быть!
— Хирургом? — Головин казался разочарованным. — С твоим-то даром?!
Ян поморщился.
— Как ты не понимаешь. Этот дар, можно сказать, упал мне в руки с неба… иными словами, достался в наследство. А что я сам в жизни сделал? Да ничего! Быть врачом, толком не зная, как нужно лечить? Притворяться этаким волшебником? А я хочу таким врачом стать, чтобы с самой смертью сражаться — и не только своим даром, а своим знанием и умением…
— Но если можно лечить людей, не прибегая к скальпелю… Разве не об этом мечтали врачи прошлого?
— К сожалению, таким образом я могу лечить очень немногих. На лечение одного человека — тяжелобольного — у меня уходит столько энергии, что я потом часа два не могу прийти в себя. В тот день, когда я извлек у тебя пулю, я так ослабел, что, отойдя от замка совсем недалеко, упал в обморок прямо на опушке леса!
— Извини.
— Да разве ты в этом виноват? Виновато, скорее всего, мое невежество, неумение пользоваться этим самым даром. И вообще, я много думал об этом и знаешь, что понял: пройдет сто лет, а может, триста, и люди научатся лечить себя сами. Они будут выбрасывать из организма вредные вещества, исторгать вон клетки, провоцирующие раковые опухоли, восстанавливать поврежденные органы… и кто знает, возможно, именно мне удастся сделать первый шаг на пути к обучению других, если я смогу понять до конца этот механизм…
— А вот здесь как раз, друг мой, я и смогу тебе помочь. Не напрасно же столько времени я посвятил изучению твоего феномена! Теперь, когда большевики утвердились у власти, а я занимаю далеко не последнюю должность в наркомате здравоохранения, мы вместе сможем многого добиться! Не хочу хвастать, но сам Семашко [2] считается со мной… Сначала можно было бы организовать небольшую клинику для самых тяжелых случаев. Для помощи людям, которые потеряли последнюю надежду… Ты когда диплом получаешь?
— Через полгода.
— Думаю, этого времени мне как раз хватит, чтобы решить все организационные вопросы. Главное, конечно, найти для этой цели деньги…
Ян помрачнел.
— Чего ты вдруг скис, — заметил его настроение Головин. — Что-то тебя в моем предложении не устраивает?
— Все меня устраивает, и работать с тобой вместе я не возражаю, но есть одно препятствие, которое ты даже со своим Семашко, боюсь, не сумеешь преодолеть!
Он помолчал, собираясь с мыслями. Как объяснить в двух словах его зависимость от Черного Паши? Начать с ним войну — подставить под удар Светку и её семью… Головин между тем вынул из жилетного кармана часы и щелкнул крышкой.
— Семнадцать часов. Я теперь холостяк. Ты, вроде, не очень занят. Выход один — ты должен рассказать мне все.
— Все?!
— До мельчайших подробностей. Только так сможем найти правильный выход из твоей безнадежной ситуации… Тебя не смущает, что я говорю "мы"? После того как ты столько для меня сделал? Мы — Головины — всегда исправно платим долги, тем более когда долг — подаренная жизнь. Да и кто тебе ещё поможет, кроме меня? Согласись, в целом наш народ ещё довольно невежественен. Еще сожгут тебя на площади! Шучу. Сама судьба кинула тебе под ноги мину, чтобы именно я мог поднять тебя на ноги! Каламбур получился. Потом ты спас меня теперь наши два звена так крепко спаяны, что получилась как бы цепочка — от меня к тебе.
— А ты не знаешь, где сейчас мой… князь Данила? — спросил Ян, словно беря разбег для своих откровений.
— Говорили, перебрался в Польшу… Да, что я все собирался тебе сказать? Твой дед-то был женат второй раз. И от второго брака у него родилась дочь! Иными словами, кроме деда у тебя есть тетка, которая наверняка имеет детей, а значит, и ты — двоюродных братьев и сестер… Ну как, стоит мое сообщение хорошего рассказа?
— Стоит, — улыбнулся Ян.
— Господи, что я вижу?! — Федор даже всплеснул руками. — Ян Поплавский улыбается? Ты же прежде этого не умел!
— Светка научила. Есть такая, знаешь ли, настырная особа. Пристала как репей: нельзя ходить с таким постным лицом, нельзя не радоваться, встречая хорошего человека, нельзя не улыбаться, если тебе говорят хорошую новость или комплимент! Эта дуреха вечно приставала ко мне: "Скажи "чиж"! Вот так губы и держи! Почувствуй, как должен растягиваться рот…"
— Светка — это твоя девушка?
— Девушка, но не моя. Вернее, она — замужняя женщина, а для меня друг, сестра, соратник… У меня никого ближе её на свете нет… Я ведь с вокзала как раз к ним домой и спешил, узнать, как после перенесенного потрясения она себя чувствует. Ее по ложному доносу ОГПУ арестовывало.
— ОГПУ? — Брови Головина удивленно приподнялись. — Теперь вижу, Янек, ты весело живешь, не скучаешь… Нечего мне зубы заговаривать! Рассказывай с самого начала, как ты жил, с кем встречался с того момента, когда ты обнаружил подземный ход и вышел по нему наружу.
