бренди.
– Везде – в романах, в стихах, в пьесах, – все пьют, когда неприятности или горе. Только лучше не становится, напротив: одна головная боль!
– Значит, неправильно пьешь, – заявил Джастин.
– Тогда покажи, как правильно! – вскинулась Вероника.
Он поднял бровь.
– Не хочешь перейти на бренди?
– Еще как хочу! Спасибо.
Вернувшись к бару, Джастин налил в другой бокал небольшую порцию бренди и передал сестре. Сам он опустился в серо-зеленое кресло, стоявшее под углом к дивану, закинул ногу на ногу и сделал большой глоток.
– Можно спросить, почему ты здесь, а не у своего мужа?
– Ты считаешь, мне здесь не место? – огрызнулась Вероника. – Вообще-то, это дом нашего отца. И я уже здесь жила.
– Это не ответ на вопрос.
Вероника вздохнула и призналась:
– Мы с Себастьяном не идем на бал к Хазелтонам. А как только стихнет метель, я вернусь в Эджфилд-холл.
– Вот как? Значит, ты так его и не простила? Даже после того, как я привел мисс Уилсон и она дала все необходимые объяснения? – Джастин покачал головой и выругался себе под нос.
– Все не так просто…
Выпятив челюсть, брат свирепо смотрел на янтарную жидкость в бокале.
– Послушай, Вероника, я долго молчал. Все эти два года держал язык на привязи, потому что видел, что ты очень на него зла, и понимал, что от моего заступничества станет только хуже. Но больше я молчать не буду!
Глубоко вздохнув, он прикончил свой бренди одним глотком, поставил бокал на стол и, поднявшись, начал ходить взад-вперед перед окном, покрытым морозными узорами.
– Дело в том, что ты просто не хочешь быть счастливой! Я бы сказал, руками и ногами отпихиваешься от счастья.
Вероника не шевелилась, не произносила ни слова – лишь молча слушала резкие слова брата, звучно разносившиеся по просторной гостиной.
– Наша жизнь – это череда решений. Мы сами выбираем, как жить. Ты могла просто поверить мужу, а сегодня – мисс Уилсон, но вместо этого решила цепляться за свои мелкие обиды и лелеять давние предубеждения! Так вышло, видишь ли, что я точно знаю: все это время твой муж говорил правду. Спроси себя сама, к чему Мелиссе лгать. Что она от этого может выиграть?
– Мать Себастьяна сказала мне однажды, что ему нельзя верить, что он очень похож на своего отца, который ей изменял, – еле слышно ответила Вероника.
Брат, разумеется, был прав, но все же она ощущала потребность хоть как-то оправдаться.
Джастин продолжал сердито расхаживать по комнате и, подчеркивая свои слова, рубить ладонью воздух.
– Эта женщина в жизни своей слова доброго не сказала ни о Себастьяне, ни о его отце, однако ты ей поверила. Хочешь знать, Вероника, почему я не на твоей стороне? Да потому, что ты неправа! И всегда была неправа. Себастьян не обманщик и не прелюбодей, но твой страх выбрать не того мужчину помешал тебе заметить, что вышла ты как раз за того, за кого надо!
Вероника ахнула, но Джастин, не обращая внимания, продолжал:
– И я хочу, чтобы до тебя наконец дошло: если остаток жизни ты проживешь в глухой деревне одинокой, бездетной и несчастной, это случится потому, что ты сама так решила. Это только твой выбор.
Джастин схватил со стола бокал и плеснул себе еще бренди.
– Ты закончил? – спокойным ровным тоном спросила Вероника.
– И плевать, что ты на меня злишься! Можешь ехать к себе в деревню и никогда больше со мной не разговаривать! – закончил Джастин, взмахнув рукой в воздухе.
– Теперь мне можно сказать?
– Пожалуйста, – кивнул брат и сделал большой глоток бренди. Грудь его еще вздымалась, и карие глаза метали молнии.
– Если ты закончил, теперь послушай меня. Ты абсолютно прав: я вела себя отвратительно, – и теперь мне нужна твоя помощь. Посоветуй, как его вернуть. Я боюсь – страшно боюсь, – что уже поздно!
Глава 18
Себастьян никак не мог уснуть: напрасно ворочался в постели и колотил ни в чем не повинную подушку – это больше не действовало. Его мучили воспоминания – о том, что произошло между ним и Вероникой два года назад, и о том, что случилось сегодня в гостиной. Что он за муж – позволил жене два года сидеть в деревне и даже не попытался все исправить! С Вероникой он совершал одну ошибку за другой: в этом сомнений не было, – но в мучительном молчании, воцарившемся после ухода Мелиссы, вдруг понял: все это неважно. Теперь Вероника знает правду – это немного облегчает ситуацию, но этого недостаточно. Она ведь ни слова не сказала. Ни единого распроклятого слова! Одно это сообщило Себастьяну все, что нужно знать. Объяснения – Мелиссы или его собственные – неважны. Для Вероники объяснений никогда не будет достаточно – теперь он ясно это понимал. А практически выгнал ее из дома, потому что ему было слишком больно, слишком страстно и отчаянно он ее желал.
Очевидно, Вероника никогда его не любила. Если бы любила – неужели позволила бы одной-единственной крохотной лжи встать на пути к счастью, перечеркнуть все их будущее? Конечно нет. Настало время принять поражение. Нельзя было ей лгать, но он солгал и разрушил обе жизни: ее и свою. Ничего теперь не исправишь. Поздно. Осталось лишь ее освободить – не только от обязательства завтра ехать на бал, но и от этого обреченного брака. Да, это вызовет скандал, повредит репутации обоих семейств, и, возможно, ее мать попросит не объявлять об этом, пока Джессика и Элизабет не получат достойных предложений, но если Вероника хочет развода – Себастьян его даст. Готов даже признаться в измене, если это ускорит дело.
Внутри у него жгло и пекло. До сих пор, едва ли признаваясь в этом самому себе, он все же цеплялся за нелепую надежду: быть может, если ему удастся как-то доказать свою верность, Вероника простит ему одну-единственную ложь и между ними все станет по-прежнему… Надо же быть таким глупцом! Все это неважно: Вероника просто его не любит. Может, хоть теперь до него дойдет: он просто не из тех, кто способен внушать любовь, – раз уж это не смогла донести его матушка, с самого его рождения не скрывавшая, что ненавидит сына.
И плевать на то, что скажут в свете. Герцога бросила жена? Герцог, которого невозможно любить? Да какая разница! Можно жить как отец: завести себе целую свору любовниц, осыпать их подарками – и забыть о той, на которой когда-то женился в дурацкой надежде, что его семейная жизнь сложится лучше, чем у родителей.
Но даже сейчас, примеряя на себя судьбу отца, он понимал, что никогда этого не сделает. Не нужны ему никакие любовницы. Нужна
