— Ты в полной безопасности, — беззаботно отмахнулся Себастьян.
— А вот я весьма приятно провел день. — Перегрин наполнил бокал Серены и уселся перед огнем. — Надеюсь, и ты тоже.
Он отпил вина и вопросительно вскинул брови.
Себастьян сдался.
— Видишь ли, здесь была Серена.
— Вот как? — Лицо Перри стало серьезным. — По твоему приглашению?
— А как же еще?
Себастьян подался вперед, чтобы наполнить бокал.
— Нужно было окончательно выяснить отношения. Слишком много всего накопилось, Перри, чтобы просто не обращать внимания.
Перегрин медленно наклонил голову. Ему было не по себе, и он не мог объяснить, почему именно. Здравый смысл буквально вопил, что Себастьяну просто опасно вновь связываться с леди Сереной Кармайкл. Но как сказать это, не оскорбив брата?
— И ты выяснил?
— Можно сказать, что так, — пробормотал брат, не отрывая глаз от огня. — Она кое-что мне объяснила, но я не убежден, что это вся правда и ничего, кроме правды.
— Мудро ли это, возвращаться к прошлому, Себ? — напрямик спросил Перри. — Она так жестоко тебя ранила. Как можно быть уверенным, что больше это не повторится?
— Никак, — честно ответил брат. — Но весь ужас в том, что я так и не разлюбил ее, Перри.
— А леди Серена? Она тебя разлюбила?
— Не думаю, — покачал головой Себастьян.
— Но ты не уверен.
— Нет, черт возьми. Почему ты допытываешься, Перри?
Перегрин смущенно пожал плечами.
— Я не хотел совать нос в твои дела. Но мне очень важно… что ты чувствуешь… что с тобой происходит.
У Себастьяна не было готового ответа. Он представлял, что испытывает Перри, потому что они знали друг о друге все. Даже самые потаенные мысли, которые делили на двоих. Делили скорби и радости. Конечно, Перри нужно все рассказать. Но как?
Выждав паузу, Себастьян пробормотал:
— Мне нужно время, Перри. И Серене тоже. Хотя бы для того, чтобы посмотреть, к чему все это приведет. У нее слишком тяжелая жизнь, чтобы не сказать больше, — мрачно улыбнулся он. — У меня тоже непростая — из-за завещания дядюшки Бредли. Давай пока не будем это обсуждать. Я сам не все понимаю. Так что пока не о чем говорить.
— Согласен.
Брат поднял бокал, и они оба выпили.
— Может, нам следует усерднее искать себе невест? — предложил он. — И почаще навещать болящего родственника, чьим наследником тебе предстоит стать?
— Здравая мысль, Перри. Мы навестим его в ближайшее время.
Перегрин согласно кивнул и, сочтя тему закрытой, поднялся.
— Ты обедаешь дома?
— Меня пригласили Сефтон, Карлтон и Рипли на ужин и партию в карты. Хочешь присоединиться?
Перри покачал головой и направился к двери.
— Не получится. У меня свидание.
— Кто-то интересный?
— Вряд ли тебе понравится, — засмеялся Перри и стал подниматься наверх, чтобы переодеться к вечеру.
Себастьян последовал за ним. Перри что-то скрывал. Вернее, не был до конца откровенен. Перегрин считал, что имеет право знать, что происходит в жизни Себастьяна, но и тот остро чувствовал, что у Перри есть свои тайны. Может, это как-то связано с поисками невесты, достойной наследства?
Перри, разумеется, все скажет, когда будет готов, но и Себ считал, что при необходимости настоит на откровенной беседе. Правда, сейчас у него было достаточно своих проблем, чтобы лезть в дела Перри. Хотя брату не стоит рассчитывать, что это будет продолжаться слишком долго. Себастьян все узнает.
Он невольно улыбнулся, и уже успел добраться до середины лестницы, когда в дверь постучали. Себастьян нахмурился. Слишком рано для гостей, слишком поздно для визитеров, бродячие торговцы подошли бы к черному ходу.
Он остановился. Барт выбежал из кухни и отпер дверь. Чей-то голос хрипло произнес:
— Письмо для господина Себастьяна Салливана.
Барт пробормотал нечто неразборчивое, запер двери и снова вернулся в переднюю, оставил послание на столике у двери и бегом вернулся к своему ужину.
Себастьян снова спустился в переднюю и взял письмо. Почерк был неразборчивым, но определенно женским, слишком затейливым на его вкус. Он и сам любил украшать буквы завитушками, когда пребывал в хорошем настроении, но это уже не письмо, а целый сад вьющихся растений. К тому же бумага надушена.
Он осторожно сломал печать и развернул листок:
«Мистер и миссис Уильям Саттон надеются на присутствие уважаемого Себастьяна Салливана на обеде в среду, 31 октября, в 20 часов, в их доме на Брутон-стрит».
Себастьян покачал головой. Похоже, Серена предупредила его как раз вовремя. Конечно, если бы она не упросила его, он ответил бы вежливым, но категоричным отказом, и сразу выбросил бы всю эту чушь из головы. Теперь он связан словом.
Себастьян бросил листок на столик и снова поднялся наверх. Все равно ему нужно вернуться на Брутон-стрит утром. Не впервые он гадал, почему именно Серена способна подвигнуть его на неожиданные поступки, которые могут выставить его не в лучшем свете. В этом случае ему грозит репутация негодяя, мерзавца, труса и подлеца.
Серена легла в постель, как обычно, на рассвете. Ночь выдалась удачной, и банк остался в значительном выигрыше. Лорд Бредфорд тоже присутствовал, но на этот раз не пытался вовлечь Серену в разговор. Однако она весь вечер чувствовала на себе его взгляд, хотя он не приблизился к ней даже за ужином. Отчим почти не разговаривал с ней, но тоже не спускал глаз. Очевидно, история с предложением Бредфорда не закончена, и поэтому она нервничала. Потребовалось все ее самообладание, чтобы сосредоточиться на игре, постараться, чтобы банк остался в выигрыше.
Она давно уже не терзалась угрызениями совести из-за различных приемов, которыми добивалась успехов в делах. Кроме того, Серена с наслаждением пользовалась своим тонким умом, что было необходимо для достижения выгодного результата. В ее жизни не было места для моральных принципов. Она флиртовала, льстила молодым и старым, обращалась с дамами дружелюбно и с уважением.
Иногда за столами появлялись очень молодые леди в сопровождении молодящихся кавалеров. Обычно это были молодые жены престарелых аристократов, пребывавшие на седьмом небе от внезапно обретенной независимости, свалившихся с неба огромных денег «на булавки» и лестного внимания молодых поклонников.
Только тогда Серена позволяла себе поступать по совести. Улыбаясь, она брала очередную глупышку под руку и вела к столам, где ставки были не так высоки, стараясь, чтобы женщина не проигралась, и иногда вмешивалась, когда та была готова бросить на стол фамильную драгоценность, стоимость которой намного превышала величину ставки.
