Она рассказывала ему странные легенды и поверья, связанные с цыганскими правилами жизни. Он узнал о белках (их цыганское название, «ромен норга», переводилось как «цыганские кошки»), которые считались счастливой приметой, талисманом. Особенно они помогали в любовных делах.
— А вот хорьки приносят несчастье, — говорила Савийя. — Если цыган случайно убивает хорька, то считается, что весь табор очень долго будут преследовать неудачи.
— Суеверия, связанные с хорьками, имеют очень древнюю историю, — заметил маркиз. — Они существовали еще в Древней Греции.
Савийя поведала ему, как цыгане на Балканах ловят медвежат и обучают их забавным трюкам, чтобы развлекать крестьян в деревнях, через которые они проезжают.
От нее он узнал, что некоторые цыганские таборы занимаются охотой и, помимо умений и навыков, имеют глубокие познания в магических ритуалах, которые обеспечивают успешную охоту.
— Балканские цыгане, — добавила она, — ни при каких обстоятельствах не разрешают женщине приблизиться к охотникам, отправляющимся на поиски добычи.
Особенно заинтересовал маркиза один из фактов, которые сообщила ему Савийя: оказывается, это именно цыгане изобрели мушек для ловли рыбы с помощью удочки.
— Они первыми стали пользоваться искусственными наживками, — сказала она, — например, крошечными деревянными рыбками, украшенными пучками разноцветных перьев, в которых прячется крючок.
— Я понятия об этом не имел! — воскликнул изумленный маркиз.
— А еще отец сказал мне, что британские цыгане изобрели искусственных мушек для ловли форели, — прибавила Савийя.
Взглянув на маркиза из-под полуопущенных ресниц, она озорно улыбнулась:
— Вы можете счесть это не спортивным, но они умеют делать волшебные приманки!
— Как именно? — спросил маркиз.
— Обычно их изготавливают из густеющего сока смолистых деревьев. О том, что он привлекает рыбу, в Персии знали еще много лет тому назад. А есть еще один способ: небольшие камешки обмазывают сильно пахнущими маслами.
Однако больше, чем рыбная ловля, маркиза интересовало умение цыган обращаться с лошадями.
— У нас никогда не говорят «желаю вам жить счастливо», — рассказала ему Савийя. — Вместо этого используют выражение «пусть ваши лошади живут долго»!
— Все кочевники почитают лошадей, — заметил маркиз. — Великий монгольский хан имел почтовую службу с тремя сотнями лошадей.
— Цыганам строго запрещается есть конину, — продолжала свой рассказ Савийя. — Считается, что от этого сразу сойдешь с ума. Цыгане зиге в течение трех дней после похорон седлают лошадь умершего человека и приводят ее к могиле.
— И что происходит потом? — заинтересованно спросил маркиз.
— Человек, который привел коня, три раза окликает его владельца по имени и приглашает пообедать.
— Я слышал, что цыгане особенно хорошо умеют выдавать на ярмарках старых лошадей за молодых, заставляя их казаться полными сил и огня, — заметил маркиз, озорно блеснув глазами.
Савийя рассмеялась.
— Это правда. В таборах знают много колдовства, которое связано с продажей лошадей.
— А как насчет любви? — поинтересовался маркиз. — Для любви волшебство используется?
— Многие цыгане считают, что оно нужно и для любви, — ответила Савийя. — А по-моему… сама любовь и есть настоящее волшебство.
— По-моему тоже, любимая! — согласился он.
Маркиз и Савийя много времени проводили, сидя у кибитки и разговаривая обо всем на свете. Ему казалось, что ее познания поистине неистощимы, и с каждой минутой, проведенной в ее обществе, он находил ее все более и более интересной. Казалось, что, создав Савийю, природа превзошла себя: красота и грация сочетались в ней с невероятно пытливым и цепким умом, а доброта и душевное тепло — с немалым чувством юмора.
Хотя большинство продуктов Хобли приносил из дома, еда, которую Савийя готовила из них для маркиза, отличалась от всего, что ему приходилось пробовать прежде. В состав ее супов и рагу входили ягоды, грибы, душистые травы, крапива и дикорастущие овощи, которые она варила над костром в котелке, подвешенном на сделанном из веток треножнике.
— Почему все, что ты готовишь, получается гораздо более вкусным, чем та еда, которую предлагает мне мой высокооплачиваемый и знаменитый повар? — спросил ее как-то маркиз.
— Думаю, отчасти дело в тех травах, которые я добавляю к мясу или птице. Они очень свежие. Все, что ты сегодня ел, я собрала этим утром, — объяснила Савийя.
— Да, вкус получается совсем особый, — с удовольствием отметил маркиз.
— Цыгане почти не используют пряностей и кладут в еду очень мало соли, — добавила Савийя. — По правде говоря, единственная традиционная приправа, которую мы любим, — это дикий чеснок.
Иногда маркизу начинало казаться, что он похож на ребенка, который просит, чтобы ему «рассказали еще что-нибудь интересное». Он находил необычайное удовольствие, не только слушая рассказы Савийи, но и наблюдая за ней, пока она говорила.
«И дело не только в том, что она невероятно хороша собой», — думал он.
В то же время он видел, что любовь сделала Савийю еще прекраснее, чем прежде.
Сильный характер и своеобразная личность заставляли ее лицо сиять необычайным духовным светом — так что временами маркизу начинало казаться, что ее окружает особая атмосфера.
Вечерами, после того, как маркиз съедал ужин, который Савийя готовила для него, а Хобли, приготовив его ко сну, уходил домой, она садилась рядом с ним, и они молча смотрели сквозь открытую дверь кибитки, любуясь таинственным миром старинного леса, окружавшего их со всех сторон.
Вечерний ветерок тихо колыхал листву, временами раздавалось уханье совы. Какие-то мелкие зверьки шуршали в лесной подстилке… И больше никаких звуков — их окружала невероятная умиротворенность.
— Ты подарила мне настоящее счастье, — сказал как-то вечером маркиз, и Савийя почувствовала, что он глубоко растроган.
— Правда? — с робкой радостью переспросила она.
— Прежде я никогда не знал, что такое быть по-настоящему счастливым, — ответил он.
Он прижался губами к ее руке, зная, что прикосновение его губ к ее коже заставляет Савийю трепетать от внезапного восторга.
— Прежде я считал, что главное в жизни — не скучать, — добавил он. — Мне хотелось много смеяться, бывать на увеселениях, которые устраивали мои друзья. Но теперь мне хочется лишь одного: быть с тобой вдвоем.
— Может быть, если бы мы слишком долго оставались вместе, тебе это… надоело бы, — предположила она и голос ее чуть заметно дрогнул.
