— Вели девкам собрать мои дорожные вещи. Скажи на конюшне, чтобы седлали мою лошадь. Януш и Ладислав поедут со мной. Только пусть они сперва уберут труп этой нечисти подальше со двора. Нам понадобятся вода и провизия на неделю, а они пусть захватят с собой оружие. Ступай, да поживей!
Через два часа она выехала из поместья во главе своих людей, сидя на вороном скакуне; его ровный и мощный бег нравился Александре, и версты пролетали одна за другой. Всего два дня понадобилось Александре, чтобы доехать до того самого постоялого двора, где граф настиг Валентину.
Глазам Александры и ее спутников предстала печальная картина. У ворот стоял обгоревший остов кареты, дверь трактира, сорванная с петли, была распахнута. Александра, соскочив с лошади, вбежала в дом. Там стояла мертвая тишина. Она тронула печь — холодна. В тесной кухоньке они увидели на полу следы крови… Снаружи послышался голос Януша. Он нашел во дворе две свежие могилы. Александра велела раскопать их, хотя и не верила в то, что Валентина убита. Это было не похоже на Теодора — убить ее сразу, не помучив как следует. И действительно, Януш опознал кучера и молодого Кадора, которых Валентина взяла с собой.
— Где же хозяин? — нетерпеливо воскликнула Александра. — Почему этот болван не выйдет к нам? Не могли же эти изверги убить и его!
— Это вполне могло случиться, ваше сиятельство, — заявил Януш. — Они не захотели оставлять свидетелей.
— Тогда ищите трупы! — велела Александра. — А я посмотрю там, наверху.
В маленькой спальне она нашла перчатки своей сестры. Глаза ее против воли наполнились слезами… Но она сердито вытерла их и пожурила себя за слабость. Она спустилась вниз и крикнула Ладиславу:
— Ну что, нашли что-нибудь? Где вы там?
— Здесь, ваше сиятельство, — раздался приглушенный голос Ладислава. — Мы нашли хозяина с женой! Они в конюшне.
Старик лежал на куче соломы, у его ног скрючилась его жена. Оба были сведены с ума страхом. Рука женщины намертво вцепилась в тряпье мужа, а рот сам собой безмолвно совершал плачущие движения… Солома под стариком была пропитана кровью, а сквозь разодранную рубаху виднелось голое грязное тело. Александра склонилась к ним, и эти двое безумцев отпрянули в угол, причем жена прикрыла старика собою…
— Не бойтесь меня, — тихо сказала Александра. — Мы не обидим вас. Расскажите, что здесь произошло.
— Он ранен, — сказала женщина, дрожащей рукой указывая на мужа.
— Кто это сделал?
— Приехали какие-то люди, — стуча зубами, проговорила женщина. — Они напали на меня, а Соломона избили. Я больше ничего не знаю, пани… Мы никому ничего не сделали, оставьте нас! Я умоляю вас, мой муж еще очень слаб и встать не может…
— Здесь ведь была женщина, — настойчиво продолжала Александра. — У ворот остатки кареты. Я видела трупы моих слуг. Что же стало с ней, с этой дамой?
— Я не знаю, пани, — тихо отвечала женщина, качая головой. — Они истерзали меня и оставили под рогожей… Я не могла ничего видеть. Когда они уехали, я вышла и увидела моего Соломона висящим на дереве… — Она разразилась рыданиями. Старик поднял голову и посмотрел на Александру. Его глаза глубоко запали, и в них горела страшная, почти животная ненависть. Эта ненависть позволила ему выжить после того, как его жена разрезала веревку, на которой его повесили…
— Они забрали ее с собой, — просипел он. — Я кое-что услышал из их разговора, когда они выходили из дома… Они меня секли кнутом, но я и через это все равно слышал…
— Что же, — нетерпеливо спросила Александра. — Эта дама — моя сестра. Она похищена. Что говорил человек, схвативший ее?
Александра боролась с искушением потрясти старика за плечи, чтобы слова вылетали у него побыстрее.
— Тот, который был главный, велел всем садиться на лошадей, и еще он что-то добавил про Варшаву. Все, что я могу вспомнить.
— Если они вернутся, — взвизгнула вдруг жена, — и узнают, что мы тут о них рассказываем, то что же будет с нами?!
— Они сюда не вернутся, — успокоила Александра. — Вам нечего бояться теперь. Мои слуги помогут твоему мужу добраться до кровати. Януш, отнеси его в дом! А тебе, женщина, я дам вот это…
И Александра высыпала перед нею золото и серебро из своего кошелька.
— А когда я найду человека, схватившего мою сестру, — мягко сказала Александра, выходя из конюшни на свет, — я припомню ему и то, что он сделал с вами.
К ночи они уже проскакали много верст. Немного поспав, они пустились в путь с первыми лучами солнца. Они ехали в Варшаву. Александра благодарила Бога за то, что они нашли хозяина трактира живым. Так значит, граф не стал везти Валентину во Львов. Это означало, что он действует как бы по поручению Высшего Совета — или кого-либо из его членов. Еще это значило, что Валентина является пленницей собственного правительства. Следовательно, французские власти могли заступиться за нее перед этими польскими выродками, пока она еще жива.
Многое тут значил и ход русской кампании. Если французы добились победы, то поляки не посмеют прикрывать наглое похищение людей, угодных Франции и императору. Но если дела Франции плохи, то поляки могут и пренебречь недовольством слабеющего гиганта — Наполеона. И потом, одно дело быть под покровительством самого императора Франции в момент, когда его войска стоят в стране, и совсем другое — если войска ушли далеко в глубь огромной России и все, что известно о французах, — это сводки боевых действий и списки погибших. В этих обстоятельствах протеже полковника де Шавеля и даже самого императора имела мало надежд избежать мести своих соотечественников.
Во время всей их долгой скачки по пыльным дорогам, в грязи, во время ночевок под открытым небом прямо на голой земле Александра беспрестанно думала о том, как ей поступить. И единственное, к чему приводили ее мысли, — это к необходимости добиться от французов хоть какой-нибудь защиты, пока она сама не стала жертвой длинных рук Высшего Совета или графа Грюновского.
* * *
Восемнадцатого сентября стоял отличный солнечный денек. Вот уже пять дней армия Наполеона квартировала в древней столице России. Но радость была несколько омрачена тем открытием, что русские просто оставили город без боя. Ни выстрела не было сделано в сторону французов после Бородина. Русский верховный военачальник Кутузов отвел свои поредевшие войска от Бородина, оставив открытой дорогу на Москву. Наполеоновские войска вошли в столицу в мертвенной тишине, так резко контрастировавшей с грохотом бородинского боя. Раненых везли следом за основными силами в повозках и санитарных каретах. В одной из таких карет для раненых высших офицерских чинов находился и де Шавель. Он пришел в сознание именно тогда, когда их карета медленно проезжала мимо Кремля, направляясь в наскоро развернутый госпиталь на окраине Москвы. Под госпиталь был выбран большой каменный дом, который, в отличие от деревянных, имел необходимые удобства. Пока полковника несли на носилках вверх по лестнице и перегружали на кровать, он старался как можно меньше шевелиться и затаиться от пронзительной боли в груди и в правой ампутированной руке. В первое время боль в обрубленных нервах руки была просто невыносима. Хорошо еще, что первые три дня после битвы он был без сознания. Когда же сознание вернулось к нему, то вместе с физической болью его стало терзать отчаяние от потери руки… Он, кавалерист и фехтовальщик, не имеет правой руки для шпаги…
