class="p1">— Да как же это так⁈ — всплеснула руками Зорька. — Как же без огородца, да хоть малого? А кур у вас здесь держат, петухи же кричат?
— Держат, — согласилась Осьма. — Купыриха, та, что с десного края, яйца носит. У нее и гуси имеются, угощала.
— Так и нам надобно. И огородец нужно выхлопотать, с огородом я и сама управлюсь. У кого испросить можно?
— На кончанском сходе[2] затребовать можно. Перед Успением собираться будет.
Осьма рассказала, где что лежит да какие припасы имеются, сводила в погреб, а дальше Зорька уж сама кинулась управляться. Тесто подошло как надо, печь славная, жар держит, каравай зарумянился, по горнице пошел приятный аромат свежей сдобы. День постный, стало быть, похлебку заварить следует на горохе, чтоб сытней вышло. Зорька пристроилась к ручной меленке, крутнула каменные жернова, перемалывая горох в крупу.
Полдень приближался, следовало отправляться к детинцу. Осьма приволокла корзину, Зорька сложила туда горшок с похлебкой, прикрыв его берестой да рушником, отрезала добрый ломоть каравая, сунула луковицу, ложку. Можно отправляться. Жаль зерцала нет — не растрепались ли волосы, не измазано ли лицо сажей? Охватило волнение, невольно пробежала мысль — зачем вызвалась, не просил ведь, а ну, осерчает, но теперь уж пред Осьмой было стыдно отступать. И, борясь с сердцебиением, стряпуха отправилась к детинцу.
У входа под надвратной церковью не было воротников, народ входил и выходил свободно. Никем не окликнутая Зорька вошла во внутренний град и направилась к собору. По пути она раскланивалась со всеми встречными мужами и бабами, кто-то кланялся в ответ, кто-то равнодушно проходил мимо, сверкая перстнями и дорогими оплечьями.
Работный люд отдыхал от трудов, спрятавшись под тень заборов или прямо под лесами. Кто-то трапезничал, кто-то уже, расстелив рогожу дремал, прикрыв клобуком лицо. В воздухе летала не успевшая осесть пыль, пахло известью, от стоявших в стороне печей исходил жар.
Зорька обошла бочком известковую яму и закрутила головой, пытаясь найти знакомую светлую макушку.
— Эй, тебе чего здесь? — окликнул ее седой муж с жгучими карими очами как у Данилы. — Не заплутала ли?
Слова он говорил вроде бы правильно, а все ж как-то по-особому, с легкой картавостью и присвистывая.
— То она мне обед принесла, — внезапно перегородил дорогу Зорьке дерзкий парень в драной рубахе, расставляя руки, словно готовясь к объятьям. — Ладушка моя.
По спутанной копне волос Зорька признала в нем вчерашнего приставучего ярыжника.
— Мимо со своим гнездом ступай, знать тебя не знаю, — попыталась обойти его Зорька.
— Узнала, — заулыбался парень, хищно скаля крепкие зубы. — А ежели расчешусь, поцелуешь?
Зорька отпрянула назад.
— Ну, чего, охальник, пристал? — заступился за Зорьку седовласый, оттесняя ее от ярыжника. — Ты, дочка, к кому?
— Брату поесть принесла, — указала Зорька на корзину.
— А братец твой который, не припомню я тебя что-то?
— Данила… Немко Булгарин, — пояснила Зорька.
— О-о! Глядите, у нашего тихони сестрица завелась! — прокричал ярыжник. — Отродясь у него сестер не было.
— Вольги Верхуславича я сестринича, — бросила кудлатому Зорька из-за плеча седовласого заступника.
Дремавшие каменщики резво поднялись, с любопытством уставившись на незнакомую девицу. Кто-то неприлично присвистнул, кто-то зашептал что-то товарищам, кто-то и вовсе захихикал.
— Отчего они так? — с обидой произнесла Зорька. — Нешто я чего худого делаю? Может, чуть припоздала, так я пока не знаю, когда надобно, завтра раньше приду.
— Не бери к сердцу, пойдем, — повел ее седовласый муж. — С родителями на житье приехала?
— Сирота я, Данила из милости приютил.
Седовласый чуть заметно нахмурился.
— Тысяцкий про то ведает, вы не думайте, что самовольно, — поспешила добавить Зорька.
— Ясное дело, — усмехнулся седовласый.
Данила сидел в тени, тонким ножом что-то прочерчивая на плоской белой глыбе и ничего не замечая. Седовласый подошел к нему и положил руку на плечо. Данила поднял голову и вздрогнул, заметив Зорьку.
— К тебе. Сан патна, — медленно проворил седовласый, глядя Даниле в лицо, чтобы тот смог прочесть по губам.
— Я обед принесла, — заикаясь промямлила Зорька, выставляя корзину. — Есть принесла, — показала она воображаемую ложку, а потом достала настоящую, вручая ее Даниле. — Благодарствую за помощь, — поклонилась Зорька седовласому.
Тот ничего не ответил и пошел прочь.
Данила взял ложку, но продолжал сидеть, хмуро глядя то на Зорьку, то на любопытствующую артель, то в спину удалявшемуся седовласому.
— Да ты ешь, ешь, остывает же, — начла названная сестрица торопливо выкладывать пожитки. — А мне муж почтенный тебя помог найти. Как-то он с тобой не по-нашему лопотал, неужто ты понимаешь?
Данила выдал:
— О-о, — прикладывая раскрытую ладонь к груди, что означало «Благодарствую», и указал, перебирая двумя пальцами, что Зорьке следует уходить.
— Да я уже ухожу, ты не тревожься. За корзиной потом прийти али ты сам принесешь?
Он промолчал.
— За корзиной, говорю, возвращаться мне⁈ — громче проговорила она.
Данила отрицательно замахал головой.
— Ну, так сам принесешь.
Глаза встретились.
— Не надо было мне приходить, да? — одними губами прошептала Зорька.
Данила махнул, мол, ничего, зря тревожишься, или ей именно так хотелось считать его жест. Зорька поклонилась. Оба покраснели.
Названая сестра заспешила прочь, лишь кинув беглый взгляд на чудные каменные стены. В немом удивлении, что эта недотепа здесь забыла, на нее глядел четырехлапый китоврас. «Ухожу уже, ухожу, нечего возмущаться. Ну, должна же я была его покормить».
— Эй, тебя как кличут? — догнал ее у самых ворот ярыжник.
— Слушай, чего ты ко мне пристал? — раздраженно бросила Зорька.
— Нравишься ты мне, бойкая.
— А ты мне не нравишься, приставучий, что репей.
— Меня Киршей прозывают, — миролюбиво улыбнулся парень.
Он был хоть и неопрятен, но смазлив, голубые глаза смотрели лукаво и дерзко.
— Мне до того и дела нет, — вздернула нос Зорька, ускоряя шаг.
— Он на тебе не женится, — крикнул ей в спину Кирша.
Зорька резко остановилась, разворачиваясь.
— Ты о чем это?
— С Бакуном он домой собрался. Как дом Божий достроят, так и подадутся.
— Куда это, домой? У него здесь дом.
— К булгарам. А каменщик, пред которым ты раскланивалась, Бакун и есть, с собой его позвал.
— С чего это ему к булгарам уходить? — пробормотала Зорька.
— Отчина, — пожал плечами Кирша. — Так я…
Зорька, уже не слушая, побежала домой, к новому дому, который для кого-то оказывается вовсе и неродной.
[1] Водимая — венчанная жена.
[2] Кончанский сход — народное собрание городского района (конца).
Сегодня, чтобы снова не попасть впросак, Зорька решила выйти с обедом пораньше, но сразу в детинец не побежала, а пристроилась в тени вала, поджидая, когда потянутся другие девки да бабы, и,
