— Я думаю, к этому моменту все поняли, что Чарльз был пьян.
— Ну, а… что случилось потом?
— Маркиз пододвинул к себе деньги и стал пересчитывать банкноты и соверены, что, как мне показалось, он делал умышленно, несколько даже театрально. Затем маркиз произнес: «Похоже, здесь все точно. В таком случае я могу лишь только поблагодарить вас, сэр Чарльз, за великолепную игру».
От этих слов Чарльз пришел в себя и, сделав над собой усилие, проговорил: «Мне тоже… игра понравилась, милорд».
Маркиз посмотрел на него так, что, я был уверен, он понимает, что Чарльз на самом деле блефовал и притворялся. Затем я почувствовал на себе его пристальный взгляд. Вдруг маркиз сказал: «Я чувствую, что следует дать вам шанс взять реванш. Почему бы вам, молодые люди, не приехать ко мне в гости и не остаться на Дерби?».
Перегрин прервался на мгновение, затем продолжил:
— Чарльз, так же как и я, был удивлен, и, прежде чем я мог что-то сказать, он вдруг выпалил: «Очень… любезно… с вашей стороны… ваша светлость… мне доставит особое удовольствие быть вашим Гостем».
«А вы что скажете? — спросил маркиз, посмотрев на меня. — Я вас совсем не знаю».
«Моя фамилия Стандиш, милорд. Перегрин Стандиш».
«Я бы хотел, чтобы вы приехали вместе с Уоддездоном, — сказал маркиз. — Поскольку у меня собирается разношерстная компания, я полагаю, что каждый привезет с собой по леди. Однако, может быть, не следует называть так напыщенно красивых молоденьких женщин, с которыми вы, надеюсь, знакомы».
— Что он имел в виду? — поинтересовалась Неома.
— Я тоже сначала не понял и хотел у него спросить. Но прежде чем я смог что-либо сказать, маркиз поднялся и произнес: «Я буду ждать вас в Сите послезавтра около пяти часов вместе с чаровницами, которые, не сомневаюсь, внесут разнообразие в такое серьезное мероприятие, как скачки». Затем он ушел.
— Я в растерянности… — начала Неома, но Перегрин перебил ее:
— Ты еще не знаешь, чем все закончилось.
— Что же… еще случилось?
— Чарльз даже протрезвел, узнав, что получил приглашение от такой важной персоны, как маркиз Роузит. Правда, если мозги его немного просветлели, то ноги совсем потеряли устойчивость. Я вынужден был поддерживать Чарльза, когда спускались по лестнице. Мы наняли экипаж и поехали к нему домой. Когда я завел его в комнату, он сел на кровать и сказал: «О боже, Перегрин, у меня просто раскалывается голова!»
«Есть от чего, — ответил я, — если бы ты не был таким дураком, то, возможно, ушел бы из клуба с восемью тысячами фунтов!»
«Неужели я действительно так много выиграл?»— недоумевал Чарльз.
«Уверен, что в какой-то момент у тебя было даже больше денег».
«Но почему я не послушался тебя?»— причитал Чарльз.
«Потому, что ты был совершенно пьян, — ответил я. — Мне следовало бы сказать всем, что ты вообще не имеешь права играть и у тебя совсем нет денег».
Мне так хотелось разозлиться на него, — продолжал Перегрин, — но я как-то не смог. Ты же знаешь, какой Чарльз. Он закрыл лицо ладонями и застонал. Я понимал, что он переживает из-за того, что вовремя не закончил играть и не ушел с восемью тысячами фунтов.
— В конце концов, что же поделаешь, раз все так вышло, — сказала Неома.
Оказывается, все, что рассказал Перегрин, не так уже страшно. Она вспомнила чувство беспокойства, которое она испытала, когда Перегрин только начинал свое повествование.
— .. Но это еще не все, — вдруг сказал он.
— Извини, дорогой, продолжай, пожалуйста.
— «Единственное благо во всем, что случилось, — сказал я Чарльзу, — это то, что у тебя оказалось достаточно денег, чтобы расплатиться с маркизом Роузитом. Правда, сначала я думал, что у тебя их не хватит, покаты не стал доставать из кармана банкноты».
«Но у меня не было в кармане такой суммы денег, — пробормотал Чарльз. — Там были кое-какие прожиточные деньги». Чарльз замолчал, а затем вдруг произнес:
«Перегрин! Страшная мысль осенила меня!»
«Что такое?»— спросил я и увидел, как Чарльз вынул из кармана своего фрака сначала носовой платок, затем несколько визитных карточек, табакерку, которую он всегда носил с собой, но никогда не пользовался. Ты же знаешь, мы с Чарльзом — не любители табака.
— Но что же искал Чарльз? — нетерпеливо спросила Неома.
— Сначала я не понимал, что он ищет, — говорил Перегрин, — но, когда Чарльз посмотрел на меня, слова уже были не нужны.
— Почему же? — озадаченно спросила Неома.
— Он медленно вытащил из кармана жилета те самые долговые расписки I.O.Y., которые дал ему я во время игры в пикет, — с трагическим видом произнес Перегрин. — Но у него оказались в наличии лишь две из них, хотя я прекрасно помнил, что написал ему третью расписку, как раз перед тем как клубный служащий вмешался в нашу игру.
Затаив дыхание, Неома ожидала, что Перегрин скажет дальше.
— Расписка, которой недоставало, как раз и была на сумму две тысячи фунтов, — наконец произнес Перегрин.
— Стало быть…Чарльз… отдал ее маркизу?
— Вот именно! Он положил ее не в карман жилета, где лежали остальные расписки, а в карман, где находились деньги. Вот почему маркиз сказал, что Чарльз полностью расплатился с ним.
— О боже, Перегрин! — воскликнула в ужасе Неома. И прежде чем Перегрин смог что-то сказать, она добавила:
— Но разве нельзя все исправить? Тебе лишь следует пойти к маркизу и объяснить, что произошла досадная ошибка.
— Тогда он потребует деньги у Чарльза. Неома хотела возразить, что пусть об этом подумает Чарльз, но не смогла сделать этого. Как и у них, у Чарльза не было денег. Кроме того, возвращение карточных долгов всегда считалось делом чести.
Их отец неоднократно приводил примеры того, как люди проигрывали огромные суммы денег за карточными столами, заставляя впоследствии страдать своих жен и детей. Неома понимала, что за невыплату проигранных денег Чарльза могли лишить членства в клубе.
Потрясенная рассказом Перегрина, она тем не менее сказала:
— Думаю, Чарльз… понимает, что он несет ответственность… зато, что произошло?
— Безусловно, он все прекрасно понимает! — ответил Перегрин. — Но ты же знаешь, что ему, как и мне, негде взять две тысячи фунтов.
— Может быть, он все-таки что-то предпримет?
— У меня есть идея получше.
— Что еще за идея?
— Мы всю ночь напролет говорили с Чарльзом, и я могу заверить тебя, что Чарльз совершенно протрезвел, поняв, что случилось.
— Меня волнует лишь то, что произошло с тобой, — тихо сказала Неома.
— Я тоже беспокоюсь о себе. Надо надеяться лишь на одно.
— На что же?
— Маркиз не станет с меня требовать долг раньше чем через неделю.