ж думаешь, они и вправду ночью как тати полезут?
– А кто ж их знает. Народ бурлит, только об тебе и толкуют.
Раздались громкие крики.
– Неужто началось?
Демьян с десятником, выхватывая на ходу мечи, побежали к воротам.
Карп с Осипом пытались вытолкать здоровенного оборванца. Тот упирался и вопил сиплым голосом:
– Подайте, Христа ради! Не ел три дня, смилуйтесь.
– Еще седмицу не поешь и то не убудет, вон щёки шире плеч, – тиун с силой давил на створ, но убогий, выставив плечо и ногу, не давал захлопнуть ворота. – Убирайся, самим кто бы подал.
– Хозяина зови, хозяина зови. Он добрый человек, он подаст, – сдвинуть оборванца никак не получалось. – Не уйду, покуда хозяина не позовешь.
– Чего меня звать, здесь я, – Демьян внимательно разглядывал незваного гостя. Широкое сытое лицо, никак не вязавшееся с лохмотьями, обрамляла густая каштановая борода, показавшаяся Олексичу смутно знакомой.
– Наконец-то, боярин, заждались тебя. Ну, вспоминай, вспоминай дядьку, – полился мягкий черниговский говорок.
– Айдара муж, – обомлел Демьян.
– Тише ты, – с опаской оглянулся здоровяк, – впускай в дом. Потолковать нужно.
Гость хлестал квас, время от времени утирая роскошную бороду рукавом хламиды. Карп с сожалением морщил лоб, видя, как драгоценная влага пропадает в объемном горле чужака.
– Сказывай уже, – Демьян нетерпеливо постукивал пальцами по столу. – О сестрах моих известно чего?
– У побратима они твоего, – спокойно, совсем буднично ответил здоровяк.
В углу радостно вскрикнула Пульхерия.
– Все ли ладно с ними? – не веря своему счастью, прошептал Олексич.
– Да чего с ними станется, – отмахнулся гость, – кваску мне подлейте.
– Матушка, слышала, сестрицы живы?! Слышала? – Демьян кинулся тормошить мать.
– Ты голову найди, помнишь, голову надобно сыскать, – мать смотрела куда-то сквозь сына.
– Оставь ее, – положил ему на плечо руку Горшеня, – вернутся сестрицы, может Тимофевне и полегчает.
– Дорогой выкуп хозяину за сестриц твоих пришлось заплатить, – здоровяк отломил большой ломоть хлеба, – особенно за старшую, хороша больно, Ахмат продавать не хотел. Ты, боярин, столько серебра и в руках не держал, да и не видывал. А мясо у вас не водится?
– Пост нынче, – растерянно промолвил Демьян. «Дорогой выкуп… где столько собрать, чем с побратимом расплачиваться?» – хозяин обвел глазами пустую горницу.
– Мы когда после погони неудачной воротились, Темир сильно осерчал, что князей упустили. Отец твой еще жив был. Хозяин просил за него, да куда там, Темир и слушать его не стал, а сестер твоих Ахмату подарил. Хозяин у магометанина стал их выпрашивать, а тот меньшую продает, а Ульку вашу уступать не хочет, уперся. Хозяин и так, и этак. Наконец, сговорились. Няньке велел не сказывать, сколько за девку отдал. Так и помалкиваем.
– Я ему верну, все верну, – скорее себя, чем гостя, стал уверять Демьян.
– С чего тебе возвращать. Все продашь да сам в холопы подашься, а и то не соберешь. Кашки-то подложите, отощал под Ольговом околачиваясь.
– Я у князя займу. Он поможет.
– Ну-ну, – хмыкнул здоровяк. – Ерема – я, а то и как зовут не спросили. Мы в леске у Русалочьей заводи стоим. Опасно нам оставаться, порезвились мы здесь, сам понимаешь. Приметит кто, мало не покажется. Завтра в ночь выехать нужно. Как солнышко садится станет, подъезжай, проводим тебя к хозяину.
Под утро отчаянно разлаялись псы. Олексич с ближней дружиной вылетели на двор. Собаки брехали в сторону закрытых ворот. Увидев хозяина, к Демьяну подбежал Дружок, разжав мощные челюсти, пес положил к ногам боярина окровавленную тряпицу. Вои переглянулись и стали красться к воротам. Вьюн одним рывком вскочил на забор.
– Нет никого.
Демьян выглянул на улицу. В свете серых утренних сумерек она была пуста. Истоптанный снег покрывали пятна крови, сгущающиеся у самых ворот. Боярин поднял голову и окаменел, сжимая кулаки. К воротному столбу была приколочена собачья голова.
– Выжить из города хотят, запугивают, – Вьюн топором стал отковыривать страшный подарок.
– Ну, Дружок то за нас отомстил, – горько усмехнулся десятник, – за зад кого-то таки тяпнул.
– Матери больней хотели сделать, голову ей стервятники принесли. Да я в вашем граде поганом и жить не стану! – заорал Демьян в пустоту, покрываясь багровыми пятнами. – Я с такими иудами и в храм один молиться не войду! Да что плохого мы вам сделали?! Отец за семью свою костьми лег, любой бы так поступил. Кто семью свою не оберегает, тот и град свой предаст, и князя предаст. А отец мой был не таков, он верой и правдой Ольгову служил, а вы над вдовой его потешаетесь. Смейтесь, как бы плакать потом не пришлось!
– Пойдем, Олексич, пойдем. Ничего ты им не докажешь, – попытался увести Демьяна Горшеня.
Молодой боярин тяжело вздохнул, а потом уже спокойно сказал в пустоту спящих заборов:
– К осени съеду, как дела улажу. Потерпите, – и сплюнув на снег, ушел во двор.
– Куда ж ты съедешь? Зачем ты им то пообещал? – стал укорять его Горшеня. – Успокоится все, в доме отца будешь жить.
– Не хочу я с ними жить, смердит от них. В сельцо съеду, от Айдара вернусь, велю хоромы там новые рубить. Хорошо там, Агаше понравится.
– В сельце-то опасно, нынче за городней крепостной уютней, – покачал головой старый вой.
– Отец тоже так думал, и что?
Горшеня смолчал.
К полудню Демьян в сопровождении десятников отправился на княжеский двор. Он шел по улицам, ни на кого не глядя, с гордо поднятой головой. Народ громко шептался, однако сына прежнего тысяцкого не занимал. Олексич спиной чувствовал любопытство, смешанное с враждебностью, но ему было все равно. Выходка с собакой выжгла смутно тлевшиеся в душе надежды на примирение. Мириться теперь Демьян не хотел, он, вообще, от них ничего не желал, ему нужен был только князь.
– Робша, как уехать? Нельзя сейчас уезжать, – Александр суетливо расхаживал по горнице. – Братец мне тайком шепнул, за отца твоего и других бояр мстить станем. Ахматку проучить нужно, чтобы неповадно было, а ты уезжать собрался.
– Мстить? – Демьян непонимающе глядел на князя. – Вам что мало? Опять полезете? Новый набег на княжения хотите, мало вам сел пожгли?
– Робша, за отца мстить не хочешь? Что ж ты за сын? – Алексашка скривил губы.
– Я погибели земле своей не хочу, мертвых уж не вернешь.
– Если магометанина этого безнаказанным оставить, так он и будет руками ногайцев край душить. А коли поймет, что татары пришли да ушли, а мы здесь рядом, да всегда к сечи готовы, так хвост-то поприжмет. Понял, о чем я?
– Не понял, – сухо ответил Демьян.
– А понимать то следует. Не отпущу я тебя. И все тут.
