Дама была одета в платье земляничного цвета, на шляпе у нее колыхались розовые страусиные перья. Усевшись в экипаж, леди Алиса повернулась к подъезду и помахала рукой, обтянутой перчаткой, кому-то, стоящему в дверях.
Мелинда знала, что там стоять мог только маркиз. Когда кучер хлестнул лошадей и они пустились прочь, леди Алиса взглянула вверх, как будто внезапно ощутив на себе внимательный взгляд Мелинды. Девушке только мельком удалось рассмотреть поднятое к ней лицо, но этого оказалось достаточно, чтобы понять, как оно было очаровательно. С большими влажными глазами, маленьким прямым носиком и припухлым, будто бутон розы, ротиком, это лицо было прекрасным, и Мелинда теперь могла понять страстное увлечение маркиза этой дамой. В то же время, сказала Мелинда себе, несмотря на свою красоту, леди Алиса замужем.
– Он достоин презрения, – произнесла она вслух, и ей захотелось бросить эти слова в лицо маркизу.
Внезапно ее охватило возбуждение от мысли, что у нее хватило смелости вступить с ним в схватку. Страх исчез: ведь она делала ему одолжение и осталась с ним для того, чтобы он мог сохранить состояние, в котором столь сильно нуждался. Возможность лишить его денег была теперь целиком в ее власти, и она заметила, что даже улыбается при мысли, что маркиз не сможет вести привычную жизнь все те шесть месяцев, которые они должны будут провести вместе. Он может тосковать по леди Алисе, он может стремиться к общению со своими беспутными друзьями и теми женщинами, которых она видела на вчерашней вечеринке, но вместо этого ему придется спокойно жить в одном доме с ней, Мелиндой; они должны будут вместе проводить время, и маркиз все время должен будет притворяться, что Мелинда – его жена.
«Мне не следует бояться. Я даже попытаюсь изменить его», – пообещала себе Мелинда, но потом поняла, что это лишь порождение ее разыгравшегося воображения. Когда она лицом к лицу сталкивалась с маркизом, с его цинизмом, с его тяжелым характером, Мелинда теряла дар речи, несмотря на то что у нее хватало храбрости обрывать его, когда он обращался с ней грубо.
Она сидела в своей комнате, ожидая, когда ее пригласят вернуться в библиотеку, но, к ее досаде, после двух часов ожидания Глэдис принесла известие, что к маркизу пожаловали родственники, и Мелинду просят обедать в будуаре рядом с ее спальней.
Возбуждение прошло, и обед, несмотря на изысканность пищи, показался Мелинде достаточно унылым. Было подано много соблазнительных блюд, но она почти не притронулась к ним, отказалась и от вина; Мелинду терзало любопытство, что же в данное время происходит там, внизу.
Когда Глэдис вернулась к ней, чтобы приготовить постель на ночь, Мелинда почувствовала, что та просто сгорает от желания рассказать обо всем.
– Если бы вы знали, миледи, что я слышала сегодня вечером в столовой!
– От кого? – спросила Мелинда. Она понимала, что совершенно недопустимо обсуждать такие вещи со слугами, но никак не могла устоять перед соблазном.
– Господин Ньюмен говорит, что дядя его светлости, лорд Фитцболтон, потребовал показать ему завещание маркизы, а его светлость отказал. Кроме того, лорда Фитцболтона очень сильно разозлило то, что погребение состоится уже завтра утром. Он хотел, чтобы похороны отложили для того, чтобы все кузены и другие родственники успели приехать из провинции, но его светлость настаивает на том, чтобы церемония прошла в узком кругу: даже старые домашние слуги не будут допущены на нее.
– А кто еще был на обеде? – спросила Мелинда.
– Два сына лорда Фитцболтона, – ответила Глэдис. – Они на некоторое время останутся здесь, но слуги их не любят.
– А почему? – поинтересовалась Мелинда.
– Они могут расщедриться лишь на несколько шиллингов, – объяснила Глэдис, а потом в испуге прикрыла себе рот рукой. – Ох, миледи, я, наверное, не должна была говорить вам такие вещи, но вы ведь понимаете, все слуги там, внизу, обсуждают это между собой.
– Уверена, что как раз этим они сейчас и занимаются, – улыбнулась Мелинда. – Так ты говоришь, что сыновей лорда Фитцболтона считают скрягами?
– Да, мы все так думаем, – ответила Глэдис, – и потом, они постоянно звонят, требуя к себе слуг. Почему, скажите на милость, Джеймс – это один из лакеев – в последний раз, когда они останавливались здесь, каждое утро должен был подниматься к ним чуть ли не по дюжине раз?
– А леди Фитцболтон тоже здесь? – спросила Мелинда.
– Насколько я поняла, ее светлость умерла, – ответила Глэдис, – потому что, проходя мимо двери в столовую этим вечером, я услышала, как его светлость лорд Фитцболтон произнес: «Моя бедная покойная жена ужаснулась бы от такого поведения».
– Глэдис, да ты, наверное, подслушивала у замочной скважины!
– Нет, что вы, миледи, – запротестовала Глэдис. – Господин Ньюмен ни за что не потерпел бы ничего подобного; я просто случайно проходила мимо.
Мелинда рассмеялась.
– Если ты не будешь вести себя осторожнее, тебя наверняка отправят назад, в поместье.
От слов, произнесенных Мелиндой, на лице Глэдис появилось выражение ужаса.
– Ах, миледи, вы ведь не выдадите меня, правда? Это произошло только потому, что вы выглядите так молодо и так понимаете меня, а все остальные такие чопорные и надменные в этом доме. У меня здесь нет ни одной души, с кем я могла бы поболтать совершенно свободно.
Если бы я сказала что-нибудь подобное миссис Джонс, она оторвала бы мне голову.
– Не волнуйся, все хорошо, я не собираюсь наговаривать на тебя, – улыбнулась Мелинда. – Честно говоря, я и сама рада, что есть кто-то, с кем я могу поговорить.
– Мне кажется, это совсем не правильно, что вы, ваша светлость, должны сохранять свое замужество в полной тайне, – сказала Глэдис. – Ваше место сейчас внизу, среди родственников.
Его светлость должен был бы гордиться вами.
В этом доме никогда не было никого прелестнее вас.
– Ах, Глэдис, ты мне льстишь! – запротестовала Мелинда. – И не забудь, что мое замужество – это полнейшая тайна. Никому ни слова, ты понимаешь это, Глэдис?
– Да, миледи, мы все получили такое распоряжение. Господин Ньюмен говорит, что первого же из нас, кто проболтается об этом где-нибудь вне стен этого дома, немедленно же вышвырнут отсюда. А он отличается весьма свирепым нравом!
– Я уверена, что слуги не подведут, – сказала Мелинда. – А теперь, Глэдис, думаю, мне пора в постель.
Было еще довольно рано, и она никак не могла уснуть. Она лежала с открытыми глазами и пыталась разобраться в фантастических событиях, которые произошли в ее жизни с тех пор, как она убежала из дома своего дяди. Она поймала себя на том, что так или иначе ее мысли постоянно возвращаются к маркизу. «Почему он так враждебно настроен по отношению ко мне?»– удивлялась она. Почему он смотрит на нее с таким странным выражением в глазах, которое граничит с презрением? Что она могла сделать ему неприятного, ведь она лишь пыталась помочь и делала все в соответствии с его желаниями?
