Полуденное солнце пробивалось сквозь еще задернутое облаками, словно туманом, небо, бросая повсюду радужные отблески. Какой замечательный день, думала Китти. Интересно, что он сейчас там делает? Закрыв глаза, она увидела перед собой лицо мужа и впервые почувствовала легкое сомнение в том, что верно поступила, скрыв от него свое положение. Ей показалось несправедливым, что он ничего не знает об ожидаемом событии. Но он так далеко! Все это заставило бы его очень волноваться… Нет, все-таки она приняла правильное решение! И Китти отбросила все колебания.
Она почувствовала боль и откинула голову, стараясь стерпеть ее и не вскрикнуть. Скоро все кончится… Иногда она мечтала не только о рождении живого и здорового ребенка, но и о тонкой талии.
Боль отпустила, Китти встала со стула и прошла в комнату, чтобы лишний раз убедиться, хватит ли у нее чистых тряпок, пеленок и детских вещичек. Они с Эстер собрали все необходимое еще несколько недель назад и сложили в сундучке у Китти в спальне.
Вдруг она почувствовала, что проголодалась, словно ее организм знал, что ожидает его впереди. Она пошла на кухню и взяла маисовую лепешку, оставшуюся с обеда. Можно, конечно, запить ее стаканом холодного сладкого молока, подумала она, но до погреба далеко, а ведь нужно еще и возвращаться… И она решила обойтись простоквашей.
Китти прошлась по двору, но от этого боли только усилились, и она вернулась в дом.
Она не хотела ложиться в постель до последнего момента — все расхаживала взад-вперед по комнате, заходила в гостиную, возвращалась, пока не почувствовала новый приступ.
Наступил вечер, отбрасываемые от окна тени удлинились… Эстер готовила ужин, Полли отправилась доить коров, Селия присматривала за малышами Латтремов…
Китти попробовала перекусить, но боли вернулись, и она отодвинула от себя тарелку. Сидя в кровати и раскачиваясь из стороны в сторону, она приходила в отчаяние от этого несчастного огромного, раздутого живота. На лбу ее выступили крупные капли пота.
— По-моему, пора, — улыбнулась вошедшая Полли.
Эстер согласно кивнула. Накормив всех и убрав посуду, они отправили домочадцев к Латтремам.
— Моя прабабушка говорила, что положенные под матрасом ножницы или острый нож успокаивают боли, — сказала Китти. — Я, правда, не проверяла, так ли это… Давайте что-нибудь положим, вреда ведь не будет…
Эстер положила ножницы под матрас, убедившись, что они как следует прижаты к веревкам и не выпадут на пол.
Несколько часов Китти лежала тяжело дыша, стонала и исходила потом, который Эстер постоянно вытирала с ее лица.
— Сейчас гораздо тяжелее, чем прежде… А может, я просто забыла, как это бывает? — спросила она.
— Господи, да все забывается! — воскликнула Полли.
Китти вспоминала ночь, в которую Ребекка рожала Натана… Когда начался очередной приступ, она стала инстинктивно тужиться, хоть Полли с Эстер и не велели этого делать. О Боже… как больно! И она впервые закричала. Эстер подошла к ней, качая головой:
— Ну, кажется, началось.
Ближе к полуночи Китти, бледная как полотно, упершись спиной в подушки и пятками в перину, начала тужиться. Она побагровела от напряжения, из ее горла вырывались дикие вопли.
— Давай… давай… еще немного! — подбадривала ее Эстер.
Через мгновение Китти истошно завопила, делая последнее усилие, — и младенец выскочил из нее прямо в подставленные руки Эстер.
— Девочка!.. Господи, у тебя девочка! — радостно воскликнула Полли.
Китти улыбалась, пытаясь приподнять голову, чтобы увидеть ребенка.
— Нет, ты только посмотри на нее! — причитала Эстер, поднимая испачканного в крови младенца над животом Китти и очищая его носик и ротик от слизи.
Китти сквозь пелену счастливых слез смотрела на девочку как на чудо, и ей казалось, что никогда еще она не испытывала таких растопляющих душу чувств. Девочка дергала ручками, морщила свое крохотное личико — и вдруг раздался резкий сердитый крик — такой мощный звук от такого крохотного существа! Полли с Эстер рассмеялись, а Китти, улыбаясь, гладила дочку по влажным волосикам на голове, которые были почти такими же рыжими, как у Романа.
Вдруг она тяжело задышала и вся сжалась от очередного приступа — такого же невыносимого, как и прежние, потом изогнулась всем телом, стараясь посильнее напрячься.
— Второй лезет, — спокойно сказала Эстер, отрезая малышке пуповину и передавая ее Полли.
— Боже мой! — только и произнесла Китти.
— Не волнуйся! — успокаивала ее Полли. — Я же выкормила своего Джонни, а он был куда крупнее. У меня полно молока, могу и тебе одолжить.
— Одно плохо, — нахмурилась Эстер. — Придется праздновать их дни рождения в разные дни.
Китти непонимающе посмотрела на нее.
— Я заглянула в гостиную, чтобы определить по часам, когда родилась первая, — объяснила Эстер. — Без двух минут двенадцать.
— Выходит, вторая..! — Китти захохотала.
Эстер кивнула:
— После полуночи.
Девочки-близнецы очень скоро стали любимицами в доме, Эстер постоянно хлопотала над ними, а Трейс с Майклом все время спорили, кто из них лучше качает колыбельки (Том Латтрем тут же смастерил вторую).
Младенцы были и в самом деле обворожительными девочками, но их невозможно было различить — только по родимому пятнышку в форме полумесяца на плечике одной из них. У них оказались личики Китти — сердечком — и рыжие волосы отца, шелковистые и кудрявые.
Им исполнился уже месяц, а Роман все не возвращался, и Китти решила, что пора дать им имена. Она сделала соответствующие записи об их рождении в старой семейной Библии Джентри и оставила немного места на случай, если Роман захочет дать им еще по одному имени. Со дня их рождения она не получила от мужа ни одного письма, но младенцы не давали ей ни минуты покоя, и даже несмотря на постоянную помощь Эстер, у Китти не было свободного времени, чтобы слишком беспокоиться.
Но когда прошел второй месяц, а она так и не получила от него ни строчки, даже заботы о близнецах не могли уже рассеять ее тревоги. Она знала, что Роман никогда еще так долго не молчал. Может письмо затерялось в пути? Но нет, скорее всего, там что-то случилось. Путь Романа домой был связан с рекой Огайо, и его лодку могли перехватить дикари… От этой мысли Китти сходила с ума.
Однажды в полдень она вынесла из дома близнецов в тень от двух больших вязов в дальнем углу двора и уложила их на матрас, чтобы они подышали свежим воздухом, пригоняемым со стороны реки порывами ветра. Пододвинув к себе корзину с прохудившейся одеждой, она принялась за штопку. К ней подошла Селия, чтобы полюбоваться младенцами.
