хозяйки отделаться от нее. – Ведь я тоже сделала ошибку, когда вы ко мне приезжали. Следовало рассказать вам больше. Вы понравились мне еще тогда, однако я была на стороне Филиппа, и это помешало мне посвятить вас в то, что вам нужно было знать.
Однако! Эта дама разбудила в ней любопытство. Софи обернулась к виконтессе и спросила:
– Что вы такого можете мне поведать?
– Правду про Филиппа, – спокойно ответила Тея.
– Какую правду? – Софи сделала несколько шагов к гостье, не сводя с нее пристального взгляда.
– Мисс Пейтон, позвольте рассказать вам одну историю?
О боже! С нее довольно историй!
– Надеюсь, не какую-то ужасную?
– Вне всякого сомнения, нет.
Софи прикусила губу:
– И она взволнует и тронет мое сердце?
– Надеюсь, – с улыбкой ответила Тея.
– Выкладывайте свою историю. – Софи с неохотой опустилась на обитый синим бархатом стул и согласно кивнула.
Тея расправила юбку и глубоко вздохнула, прежде чем снова взглянуть на Софи.
– Я познакомилась со своим супругом, когда чрез окно пробралась в его конюшню и, спрыгнув на пол, сломала ногу.
– А зачем вы полезли в его конюшню?
Тея склонила голову набок:
– Мне хотелось навестить лошадь, которую он только что купил на аукционе – коня Филиппа.
– По кличке Алабастер? – тихо спросила Софи.
– Да, Алабастер, – кивнула виконтесса с улыбкой.
– Филипп часто упоминал о нем, когда писал мне из Европы, – добавила Софи.
– Да. И как вы знаете, Филипп души в нем не чает. Но мой супруг не знал, что я тоже очень люблю этого коня. Он был мой, когда только родился. Вот я и проникла в конюшню Эвана, чтобы навестить Алабастера.
– Но почему бы просто не попросить лорда Клейтона?
Тея поджала губы и постучала пальцем по подбородку:
– Хм. Полагаю, что мне лучше утаить эту часть истории, поскольку она мне отнюдь не льстит.
Софи невольно рассмеялась, а гостья продолжила:
– Достаточно сказать, что я была вынуждена оставаться в поместье Эвана, пока не зажила моя нога.
– И в это же время там был Филипп? – не утерпела Софи.
– Именно так, – кивнула Тея, – хотя я узнала об этом не сразу. Но однажды Эван попросил меня поговорить с ним.
Брови Софи сошлись на переносице:
– Как это? Вы разве не встречались с ним за обедом?
– Нет. – Тея покачала головой. – Филипп не выходил к обеду, потому что не мог говорить…
– Я знаю. Филипп упоминал об этом, – вздохнула Софи.
– Но сказал ли он, насколько плохи были его дела? – В голосе виконтессы появились жесткие нотки.
Софи напряглась:
– О чем вы?
– К тому времени как я познакомилась с Филиппом, он был нем уже несколько месяцев.
– Несколько… это сколько? – осторожно переспросила Софи, ощутив, как заколотилось вдруг сердце.
– Полгода, – ответила Тея.
Софи ахнула, как будто воздух покинул ее легкие, и со слезами на глазах повторила:
– Целых полгода?
А ведь она все это время думала, что его нет в живых! А Филипп боролся с немотой. Можно представить себе, как он мучился! Он не хотел, чтобы она видела его таким, не хотел связывать данным обещанием на тот случай, если способность говорить никогда к нему не вернется.
– Эван уж не знал, что и делать, – продолжила Тея. – Перепробовал все, даже Алабастера выкупил.
– Когда же… когда он наконец заговорил? – спросила Софи.
– Я навещала его каждый день неделю за неделей. И только когда упомянула Алабастера, он наконец попытался произнести кличку своего коня.
Слезы, копившиеся в уголках глаз Софи, теперь текли по щекам. Зачем ей все это знать? Она не хотела слушать эту историю.
– При всем уважении, Тея, я не вполне понимаю, при чем тут мои отношения с Филиппом, – сказала она, смахнув слезы обеими руками.
Тея подалась вперед, пристально глядя в лицо Софи:
– Дело в том, что после войны Филипп чувствовал себя сломленным: ведь он едва не погиб в бою.
Софи кивнула:
– Я знаю. Филипп ведь никогда не стремился стать военным, его мечтой была наука, да вот только отец ему не позволил.
– Я этого не знала, – сказала Тея, – хотя очень похоже на правду, он слишком добрый, чтобы хладнокровно убивать.
– Я так боялась за него! – продолжила Софи, когда воспоминания нахлынули на нее – о времени и событиях, которые, как ей казалось, навсегда остались в прошлом. – Я молилась за него день и ночь… стерла колени в кровь…
– Вы очень его любили! – воскликнула Тея. – А он любил вас. Он рассказывал мне о вас… потом, когда смог говорить.
У Софи перехватило в горле.
– Правда?
– Да. Он показал мне письмо.
Тея открыла ридикюль и извлекла довольно потрепанный листок веленевой бумаги.
В груди у Софи все оборвалось. Руки задрожали. Она смотрела на письмо так, словно это была гадюка.
– Что… что это?
– Это письмо, которое Филипп написал вам из Девона, но лорд Беллингем уговорил не отправлять его… Письмо так и осталось в его комнате.
Сердце Софи сжалось. Она едва могла дышать.
– Он знает, что оно… у вас?
Тея покачала головой:
– Нет. Но осмелюсь предположить, что он бы хотел, чтобы вы его в конце концов получили. Прочтите это письмо, София! Там есть прекрасные строки…
Софи заставила себя встать и подойти к кушетке, где сидела Тея. Дрожащей рукой она взяла у нее письмо, быстро подошла к окну, развернула листок и прочла сквозь пелену слез, которая застилала глаза:
«Моя дорогая С.!
Прошу прощения за ужасный почерк: рука почти не слушается меня из-за пулевого ранения в плечо и сломанных ребер. Все это очень прискорбно, однако я хочу, чтобы вы знали: я жив. Прошу, никому не говорите об этом. Может быть, я не вернусь к вам целым, а может, не вернусь вовсе. В данный момент я полностью разбит и совсем не тот, кто вас достоин, но знайте – я всегда любил вас и буду любить до конца своих дней.
Прощайте. Ф.»
Софи подняла голову и невидящим взглядом уставилась в окно.
– Он говорил, что написал тогда письмо, но я ему не поверила.
– Понимаю, – тихо сказала Тея. – Уж поверьте, это страшно – когда любишь. От этого даже лучшие из нас совершают ужасные глупости. Я отказала Эвану по меньшей мере дважды, прежде чем приняла предложение.
Софи удивилась:
– Как так? Вы ему отказали?
– Потому что не могла поверить, что он действительно меня любит. Но хотите знать, что я поняла?
Софи вздохнула и слабо улыбнулась:
– Похоже, у меня нет выбора.
– Я поняла, что мы порой намеренно цепляемся за боль, нам нравится быть мучениками, страдать.
Софи гордо подняла голову:
– А мне хочется самой распоряжаться своей
