Неужели саркастическое замечание леди Брентфорд о мужчинах и их игрушках было нацелено и на него, а не только на ее брата? В тот момент его больше волновало ее расстроенное лицо, и он не придал значения ее словам. Но теперь, в тишине ночи, когда его ничего не отвлекало, кроме собственных мыслей, это высказывание всплыло в его памяти.
— Неужели она думает, что и я считаю ее всего лишь объектом для развлечений? Но ведь это полная нелепость.
Гриф заставил себя мысленно вернуться к их встречам. И в каждой из них четко прослеживался тот факт, что он вел себя как настоящее животное — щупал, лапал, гладил — исключительно ради собственного удовольствия. Что же она должна о нем думать? Впрочем, минуточку, это не совсем так, поправил он себя. Она тоже наслаждалась их близостью. Все верно, но чувство вины и стыда никуда не исчезло.
Достав записную книжку, он медленно пролистал страницы и перечитал свои замечания по поводу ее комментариев.
— Мне надо кое-что прояснить, леди Брентфорд, — пробормотал он. — Хотите вы этого или нет, пора мне взяться за это дело.
Элиза капнула несколько капель воды на палитру и осторожно смочила кисть.
— Немного жженой сиенны, — бормотала она, проводя мягкой кистью из соболя по засохшей краске, — поможет приглушить яркость лазури. Сейчас посмотрим, что получится.
Она приехала в Эбби уже после полудня, и сейчас ей ничего не оставалось, как начать осуществлять свой план. Завтра она поедет к Гасси, и они станут держать военный совет. Ее старая гувернантка будет рада помочь в борьбе против Брайтона и его неслыханного по своей наглости ультиматума.
Поможет своим острым умом, разумеется, а не своим хрупким телом, думала Элиза.
Хотя по размышлении она могла представить себе Гасси, которая собирается отрезать палец баронета своим секатором. Так ему и надо!
Этот образ заметно улучшил настроение Элизы.
И оно продолжало улучшаться по мере того, как цвета на бумаге все больше принимали нужные очертания. Живопись позволяла ей, забывать о своих неурядицах, пусть даже на короткое время. Создавать объемы, смешивать оттенки, добавлять детали — все это было чрезвычайно увлекательно.
Откинувшись, она стала изучать эскиз, на котором изобразила растения из сада вокруг своего домика. Среди прочих у нее получился лиловый водосбор, означавший «я намерена победить».
— Может, позже я срежу букет хризантем, — сказала она Эльфу, вскочившему на ее рабочий стол. — Он означает «изобилие и здоровье».
Мяу. Котик дал понять, что полностью согласен.
— Правильно, этот букет выглядит немного увядшим. Пойдем соберем новый?
— Мяу, — охотно согласился ее компаньон.
— Как приятно быть в компании с таким милым мужчиной, — сказала она, наблюдая, как кот исчез за дверью. — Гарри и его друзья просто идиоты по сравнению с тобой.
А что касается Цербера Хаддена…
Она собрала краски, альбом для эскизов и кувшин с водой, решив, что день слишком хорош, чтобы сидеть дома. Кроме того, Хадден заставлял ее думать о солнечном свете, сочившемся сквозь листья, словно жидкий мед, о ветерке, мягком, как тихий смех, о луговых травах, танцующих под пение птиц…
Маркиз, конечно, обладает дьявольским обаянием, но прозвище Цербер все-таки не очень подходило человеку, которого она узнала. Ее Хадден не был ни бессердечным хищником, ни негодяем. Он был забавным, чувствительным, сочувствующим и…
Одним словом — приятным.
— Он приятный, — громко произнесла Элиза. — Но я не собираюсь снова с ним увидеться. — Она задержала дыхание, дожидаясь, когда немного утихнет боль в груди. — Я смогу с этим жить, — сказала она, направляясь к клумбам с цветами. Заставив себя забыть о его предложении помощи, она подняла с земли только что упавший дубовый листок — символизирующий храбрость — и сунула его себе в волосы. — В этом деле я не могу ни на кого рассчитывать. Если надо победить Брайтона, я должна найти способ сделать это сама.
Натянув поводья, Гриф заставил своего коня остановиться возле каменного коттеджа. Он спешился, стараясь не помять завернутый в красивую бумагу букет. Ему пришлось остановиться у нескольких цветочных лавок, чтобы найти лиловые гиацинты, которые, согласно языку цветов, означали «пожалуйста, простите меня». К букету он присочинит еще и собственные цветистые извинения и очень рассчитывает, что она не захлопнет дверь у него перед носом.
Пустив коня пастись в тени деревьев, он подошел к двери и тихо постучал.
Ответа не последовало.
Он немного подождал, не зная, что предпринять. Он не хотел смущать ее, явившись незваным в большой дом, и решил нанести визит в ее убежище в надежде, что она будет там одна. Если учесть то, что он хотел ей сказать, личная встреча была бы самой правильной. Только они вдвоем, и больше никого.
Нервно откашлявшись, он снова постучал.
Внутри дома все было тихо.
— Ну что за чертовщина? Не иначе это заговор Сатаны против меня.
Мяу.
Помяни Сатану, и он…
Подняв глаза, он увидел кота, свернувшегося на арке ворот. Ну, это совсем другое дело.
— Привет, дружище. Помнишь меня?
Кот пошевелил усами, не найдя нужным отрицать очевидное.
— Спасибо за любезное приглашение, — сказал Гриф, взявшись за засов. Ворота со скрипом открылись.
Он открыл ворота ровно настолько, чтобы можно было протиснуться, а потом прикрыл их за собой.
Перед ним были высокие каменные стены, покрытые лишайником и увитые серо-зеленым плющом. Он остановился, завороженный богатством цветов и оттенков. У него даже немного закружилась голова.
Общее впечатление было подкреплено видом женской фигуры, кружившейся на траве. Ее голову украшал венок из дубовых листьев и маргариток, а из-под него на плечи и простую белую крестьянскую блузу спускались свободные от шпилек пряди золотистых волос. Гриф остановился, ошеломленный. Его будто перенесли из чопорного Оксфордшира в какой-то волшебный сад в незнакомой ему стране.
Его взгляд скользнул вниз: пышные красные шаровары были завязаны на щиколотках синими шнурками. Ступни оказались босы.
Она, должно быть, услышала его шумное дыхание и быстро повернулась, перестав напевать.
— Леди Брентфорд, вы похожи на привлекательную колдунью-цыганку.
Прежде чем ответить, она несколько раз то открывала, то закрывала рот.
— Я… вы… кто, черт возьми, разрешил вам нарушать мое уединение?
— Мне позволил войти ваш бесенок, — ответил Гриф. — Хотя, возможно, я его неправильно понял… Но думаю, мы нашли с ним общий язык.
Она прикусила губу.
