резной олений рог с двумя отростками, служивший колотушкой.
С одной стороны от него стоял мужчина средних лет, с другой – молодой, оба с длинными светлыми волосами, в узких кафтанах синей шерсти, застегнутых на груди при помощи трех круглых застежек, расположенных одна над другой.
При виде Снефрид все трое переменились в лице; даже старик с бубном дрогнул. Представшая перед ними женщина и впрямь весьма напоминала жительницу небес. Ради торжественного случая Снефрид надела свой новый хенгерок, подаренный Эйриком – зеленовато-синего цвета с отделкой красным шелком и красным же плетеных шнуром вдоль швов, а еще синюю накидку, застегнутую серебряной застежкой на груди. Ее высокий рост, статность, белое лицо с правильными, жестковатыми чертами придавали ей особенное величие и сходство с богиней. Серебристо-серые глаза мерцали звездами. В руках она держала свой бронзовый жезл вёльвы.
А потом случило нечто, еще увеличившее общее смятение.
Вверху раздался шум крыльев, и два ворона соскочили с берез. Белый уселся на верхний камень жертвенника, возле бараньей головы, а черный – на один из нижних, возле сидящей Снефрид.
Три эйста разом низко поклонились. За ними то же сделали и стоявшие чуть позади мореходы – даже им, знавшим, кто такая Снефрид, этот знак участия Одина не мог не внушить глубочайшего почтения.
Снефрид покосилась на черного ворона близ ее колен. Склонив набок голову, он совершенно явственно подмигнул ей круглым черным глазом.
* * *
– Фрейя готова вас выслушать, – высокомерно объявил эйстам Хлёдвир. – Говорите, в чем ваша нужда.
Он подошел поближе и занял место сбоку, между жертвенником и эйстами, но так, чтобы не стоять между ними и Снефрид. С другой стороны встал Лейви, опираясь на копье; среднего роста, коренастый, с настороженным лицом, он выглядел весьма грозно, а более рослый, плечистый Хлёдвир с его светло-рыжими кудрями и нарядным зеленым кафтаном – внушительно, и вместе они составляли прекрасную свиту богини. Подумав об этом, Снефрид с трудом сохранила величественную невозмутимость на лице.
Эйсты переглянулись, и самый молодой осторожно шагнул к жертвеннику. Поклонился. Лет двадцати или чуть больше, он вид имел человека зрелого, опытного и уверенного. Продолговатое лицо с крупным широким носом, глубоко посаженными глазами, небольшая светлая бородка, длинные волосы, заплетенные в косу. Снефрид отметила, что при светлых волосах глаза у него карие; это сочетание придавало яркость и необычность его внешности; не сказать чтобы красавец, он выглядел мужественно и довольно приятно. Три круглых бронзовых застежки на синем кафтане, бронзовый браслет, бронзовая гривна на шее и несколько перстней на пальцах выдавали человека знатного и состоятельного – отсюда и уверенность повадок.
Молодой человек заговорил, старик стал переводить. К радости Снефрид, для них было очевидно, что богиня северных людей-рутси, встреченная в чужой священной роще, не понимает языка эйстов.
– Благодарю тебя, Рауни, что ответила на наш зов, и благодарю Укко-Старика, что указал нам через Арво-таргада путь к тебе. Как увядший на поляне молодой дуб, как иссохшая весной береза, стою я перед тобой, окутанный горем; дни веселия исчезли, счастливые времена мои близятся к концу.
– Что удручает тебя? – спросила Снефрид, почему-то не сомневаясь, что несчастья молодого Меелита связаны с любовными делами.
– Далеко виднелась приятная роща Тары [12], зеленая на хребте горы, – начал рассказывать он. – Из священной рощи милостиво взирал глаз Укко-Старика, из матери-озера – божественная тень. В день середины лета сходились туда юноши и девушки на игры, чтобы каждый мог найти себе пару. Прекраснее всех дев Островной земли была Вяйке, нежная девушка, дочь старого Тарво, словно дочь румяной зари. Солнце, месяц и звезды сватались к ней, но всех она отвергла, чтобы сделаться моей женой. Без печали улетала она со мной, будто радостная птица, а месяц смотрел вслед ей с грустью, солнце хмурилось, сестры ее березки плакали. По широким долам, через зеленые дубравы вез я к себе в дом Вяйке, и от ее нагрудных пряжек сияние освещало нам путь. Но брат ее, Коткас, пришел в ужасный гнев, узнав о том, что сестра его не вернулась домой. Много дней он искал ее, спрашивал у матери ветров, а мать его гадала по серебряному кольцу, вопрошая, где их дочь, и наконец получили они ответ. Теперь Коткас собирает воинов, чтобы силой вернуть свою сестру домой. В нашем краю немало удальцов, чтобы постоять за свое счастье, но горько будет нам и нашим дедам, если цветущий край наш окажется разорен войной. Много будет причинено горя пляской топоров тяжелых, если в долинах будет раздаваться гул войны и рдеть зарево пожаров, а вослед за разореньем придут голод, мор и смерть. Много дней мы призывали на помощь Укко, слали проворных вестников к самым сильным духам неба, и вот в ответ Укко даровал нам спасительный совет. Ты – мать мира, усмиряющая раздоры. Снизойди, ступи на нашу землю – Островной край, смягчи сердце Коткаса, склони его примириться с нашим новым родством.
– В ваших краях принята кровная месть за похищение женщин? – осведомился Хлёдвир, пока Снефрид думала, что ответить.
– Да. Но это было не похищение. Вяйке, юная дочь звезды вечерней, избрала меня, и мы справили свадьбу. Теперь она моя жена перед лицом Тары, и ни брат ее, ни сам Туони [13] не в праве отнимать ее у меня.
– Тогда почему ее брат нарушает закон и хочет отнять жену у мужа? – спросила Снефрид.
– Он ведет свой род от сыновей Тары и земных дев, от коих родились мужи, могучие, будто дубы, – заговорил старик с бубном.
Несмотря на весьма длинный, загнутый книзу нос, вид у старика был приятный, большие глаза смотрели приветливо. В молодости он был довольно высок ростом, но годы его согнули и перекосили, и теперь он ходил, заметно выставив правое плечо вперед. Снефрид мельком подумала, что это могут быть следы увечий, полученных в борьбе с враждебными духами.
– Старый Тарво ценил свою кровь и не отдавал дочерей замуж в чужие селения. Боялся, что с ними уйдет с его земли и все счастье. Вяйке – его самая младшая дочь, она повзрослела, когда Тарво уже перешел за реку Туонен [14], а все прочие его дети были намного старше ее. Их родом сейчас правит Коткас, старший из братьев. Он свято чтит волю отца и ни за что не выдал бы сестру замуж в чужое селение. Потому он желает ее вернуть.
– Ты не убил кого-нибудь, когда ее увозил? – прищурился Хлёдвир.
– Нет, клянусь рекой Туонен! На играх перед глазом Тары не берут с
