собой оружия, там запрещена всякая вражда.
Снова он упомянул один глаз Тары. Снефрид не знала, кто такой этот Тара, но…
В памяти ясно всплыло: красивый мужчина с каштановыми волосами, сидящий на высоком престоле, поворачивает к ней лицо, а вместо правого глаза у него – черная бездна. Пронзенная холодной дрожью, Снефрид хотела отвести взгляд, но бездна держала, не пускала… Что-то мелькнуло – из черного колодца этого глаза вылетели две птицы и бросились к ней. Невольно она слегка отшатнулась, но тут же черный ворон прыгнул к ней на колени, словно приказывая оставаться на месте.
Все, что сейчас происходит – это воля Одина. Даже если бы он сейчас появился на поляне и сказал это вслух, и то не было бы яснее.
Так что же ей делать? Что она может сделать, что должна сделать?
«Это нужно тебе, – прозвучал в ее памяти полный скрытого гнева женский голос. – А винить в их раздоре будут меня… И ныне живущие, и в грядущих веках. Скажут, что это я научила их злобе, коварству и предательству…»
С Фрейей такое уже случалось. О́дин вынудил ее поссорить могучих конунгов Хедина и Хёгни, и она чарами навела на молодого Хёгни безумие, заставила его забыть дружбу Хедина и идти к славе по пути злобы. Он сгубил жену Хедина и похитил его дочь. И теперь два конунга сражаются не на жизнь, а не смерть – каждую ночь, уже много-много лет, и конца этой битве не видно…
И едва Снефрид это вспомнила – так четко, будто сама на лесной опушке подавала молодому Хёгни рог с зельем беспамятства, – ей стало ясно, что следует делать.
– Я поеду с вами, – сказала она Меелиту. – Я сплету чары, которые обратят помыслы твоего нового родича к миру. Как его зовут, ты сказал?
– Коткас, – пояснил чародей с бубном, Арво, пока Меелит, с просветлевшим лицом, подбирал слова для ответа. – На вашем языке это значит – «орел».
«Ты сошла с ума!» – явственно сказали ей вытаращенные глаза Хлёдвира, но в его взгляде светилось и восхищение этой безумной отвагой. Снефрид взглянула на Лейви, и тот коротко ткнул себя пальцем в грудь.
– Мои люди поедут со мной, – сказала она старику Арво. – Их будет шесть.
– Этот… человек… не оборотень ли? – Колдун с подозрением покосился на Лейви.
– Как ты догадался? – Хлёдвир прикинулся удивленным. – Разумеется, богиню оберегает не простой страж! Он, правда, не владеет человеческой речью, – Хлёдвир бросил на своего неприятеля ехидный взгляд, – но в бою страшен, так что не советую вам его злить.
Лейви только ухмыльнулся. Крепкий, смуглолицый, с узкими, глубоко посаженными темными глазами, темной бородой и резкими чертами лица, легко принимавшими свирепое выражение, он и впрямь легко мог сойти за не совсем человека.
– Но что же нам делать? – воскликнул изумленный таким оборотом Асвард. – Далеко до вашей земли, почтенный?
– Мы добирались сюда два дня. После пролива, на Островной земле, не пройдет и дня, как мы достигнем селения Лепик, где мы живем, и еще через день наши посланцы будут в жилище Коткаса.
– И мы все это время будем ждать тебя? – Асвард воззрился на Снефрид, возмущенный мыслью о такой потере времени. – И так мы с этим ётуновым штормом потеряли пять дней!
– Шторм еще не прекратился, – напомнил Торберг. – Как знать – может, боги не хотят, чтобы мы ушли с Дневного острова, пока… не будет исполнена их воля.
Асвард проворчал что-то, отвернувшись. Снефрид не расслышала слов, но не сомневалась в смысле: знал бы, что все так обернется, за пять марок золота не взялся бы везти эту женщину в Гарды!
Молодой Меелит, как видно, понял чувства Асварда. Подойдя, он снял один из своих бронзовых браслетов и протянул изумленному стюриману.
– Возьми, – перевел его слова старый Арво. – Это тебе за то, что несколько дней богиня будет не с вами, а с нами.
– Бери, Асвард! – Хлёдвир едва сдержал смех. – Это выгодная сделка.
– Богами торговать еще не приходилось, – проворчал Асвард, однако отказаться было бы неучтиво, и он, кивнув в благодарность, надел браслет.
– Не думаю, Асвард, что я могла отказаться, не подвергнув опасности и вас, не говоря уж о жителях этого острова и того, большого, – негромко сказала Снефрид. – Но я не вольна выбирать свой путь. Вручая свои дары, боги требуют их применения, это непременное условие. Я сама ничего так не желаю, как поскорее отправиться дальше на восток. Но ты сам знаешь – мало толку противиться судьбе.
Хлёдвир подошел к Асварду и что-то шепнул ему на ухо. Асвард недоверчиво двинул ртом и покачал головой…
* * *
Когда она открыла глаза, вокруг было почти темно… Нет, вон есть немного света. Пространство довольно тесное и темное… Какая-то кровля сверху… она в доме… рядом сонно дышат еще какие-то существа… какие-то женщины, но кто это – она не знает.
Смутно стали приходить воспоминания – они куда-то ехали вчера… ну, до того как она заснула. С какими-то чужаками в синих и черных кафтанах… эйстами. Березовая роща, жертвенник из валунов, два ворона – черный и белый… Потом они двинулись на юг… Она сидела на лошади, а почти все ее спутники, кроме двух-трех, шли пешком. Они увезли ее из той рощи, потому что нуждаются в помощи… помощи богини.
Мир сна о жизни Фрейи в Асгарде неохотно уступал место земному миру. Чувство божественной судьбы медленно таяло, уступая место земной памяти. Ощущение себя как Фрейи боролось с осознанием себя как земной женщины по имени Снефрид, но постепенно уступало. Теперь Снефрид помнила – и кто она такая, и что с ней случилось. Вчера эйсты увезли ее из священной рощи, а мореходы – Асвард Соболь, Хлёдвир Жгучий, Кетиль Пожар и все их люди вернулись в корабельный стан и обещали ее дождаться. Она нужна эйстам, потому что им грозит опасность и они ищут помощи богов. И помочь им водворить мир должна она, Снефрид! Для этого эйсты везут ее на Эйсюслу. А ночуют они на небогатом хуторе в южной части Дневного острова. Эйсты сказали, что до полудня они выйдут к побережью, где их ждут лодки, и если с погодой на море повезет, к ночи достигнут селения Лепик.
Вспомнив это все, Снефрид осознала и сложность своего положения. Что же она будет делать? У нее ведь даже нет с собой жезла вёльвы! Да что там – и целящего жезла нет. Все ее вещи остались в корабельном стане, где ждут ее Мьёлль и Лунан.
