— Нет надобности быть вежливым ради меня. У Раутона имелись все возможности заполучить эту женщину. Но тактически его кампания была явным провалом.
— Ах, джентльмены!.. — воскликнула леди Шипли. — Скажите, о чем вы говорите?!
Барон снова вздохнул. Потом наклонился к слуховой трубке жены.
— Это — Клермон, герцог-дьявол, если я не забыл. Он пытается похитить Люсинду!
Внезапно все сидевшие за их концом стола прервали свои вежливые беседы, и все взоры обратились на барона.
Уилл посмотрел на леди Шипли. Казалось, она вот-вот умрет от чувства неловкости.
— Ах, ваша светлость!.. — воскликнула дама пронзительным шепотом.
И тотчас же пес Раутона завыл в дальнем углу комнаты.
Уилл же улыбнулся глухой даме и громко проговорил:
— Леди Шипли, не беспокойтесь за леди Люсинду. Я и в самом деле ее жених.
Герцог посмотрел на Люсинду взглядом собственника. Та изобразила удивление, а все остальные дамы в комнате взволнованно заохали и заахали. Мужчины же, воспользовавшись возможностью, принялись за еду:
— Ах… суп?.. — пробормотал барон, когда рядом с ним появился слуга с серебряной супницей. Другой слуга осторожно наполнил его тарелку, потом они оба подошли к леди Шипли, чтобы обслужить ее.
Уилл терпеливо ждал, когда дойдет очередь до него. Потом поднес ко рту ложку с ароматным супом, вдыхая запах курицы и перца.
— Леди Шипли, — закричал он в слуховую трубку — а вы всегда жили в Оксфордшире?!
— Зря спросили, — пробормотал себе под нос барон. И принялся за свой суп.
Уилл бросил на него взгляд, затем снова обратил свое внимание на леди Шипли.
— О, это захватывающая история, ваша светлость! — закричала дама в восторге.
Блюда следовали одно за другим, и через некоторое время острые сменились сладкими, что предвещало конец ужина. Уилл бросил в рот орех и улыбнулся леди Шипли.
Он с трудом смог бы повторить то, что она рассказала. Темп ее повествования был слишком быстрым, и за ним невозможно было уследить. Но герцог был доволен, потому что дама была довольна, — приятно доставлять женщине удовольствие.
Вскоре все леди задвигались, и двоюродная бабушка Раутона первой поднялась из-за стола. Остальные дамы тотчас последовали ее примеру.
— Надеюсь, мисс Уинстед окажет нам честь и споет, — заявила леди Шипли, вставая с места.
Уилл тоже встал и мило улыбнулся глухой леди.
— Слушать вас — это истинное удовольствие, леди Шипли.
— Ах, ваша светлость, я не дала вам и слова сказать, все говорила и говорила… — ответила она, покраснев от смущения.
Уилл не стал спорить. И — что удивительно! — ему и не хотелось спорить.
— Я буду вспоминать об Оксфордшире с большим удовольствием, — проговорил он в слуховую трубку.
— Из-за чудесного белого крем-супа? — спросила дама, довольная своей сообразительностью.
— Нет, не из-за супа. Из-за вас, леди Шипли.
Уилл вежливо поклонился баронессе. И вдруг заметил, что Люсинда смотрит на него. Она наблюдала за ним уже некоторое время, об этом свидетельствовала улыбка на ее лице.
Он тоже ей улыбнулся, хотя чувства, отражавшиеся на ее лице, очень ему не понравились. Казалось, она насмехалась над ним.
Или может быть…
Ах, черт!.. Вечер слишком хорош, чтобы думать сейчас об этом.
— Садитесь, ваша светлость, — велела леди Шипли. — Сейчас подадут портвейн. Портвейн у Раутона — самый лучший в графстве. Все так говорят.
«Что ж, портвейн — это неплохо», — подумал Уилл. И снова уселся на свое место.
— Похоже, наш воздух не подействовал на вас, — сказала леди Шарлотта, приближаясь к скамье, на которой сидел Уилл, наслаждавшийся утренним солнцем.
Гравийная дорожка, проходившая вдоль северного конца поместья, привела герцога именно в это место, и он был уверен, что здесь его никто не найдет. Однако же…
Уилл мысленно выругался и спросил:
— Каким же образом он мог подействовать, леди Шарлотта?
Она села рядом с ним на каменную скамью.
— Ну… известно ведь, что воздух провинции действует тонизирующе. А вы, ваша светлость, выглядите не очень бодрым. — Шарлотта поудобнее устроилась на скамье и тщательно расправила складки своего утреннего темно-синего платья. — Скажите, а вы не пытались отдохнуть среди деревьев?
— Должен сказать, леди Шарлотта, — Уилл весело улыбнулся ей, — что вы самая удивительная из всех фурий.
— Как вы смеете говорить такое?! — воскликнула она, притворяясь оскорбленной. Однако улыбка, приподнявшая уголки губ, выдала ее.
— Как я смею — что? Упоминать лестное для вас прозвище?
— Нет, не это, — ответила леди Шарлотта. — Я давно уже не обращаю внимания на подобные глупости. Я совсем о другом… Судя по вашим словам, я самая покладистая из фурий, так?
Уилл пожал плечами:
— А разве это плохо?
Леди Шарлотта помолчала, раздумывая над его вопросом. Потом ответила:
— Пожалуй, что не так уж плохо.
Некоторое время они сидели в дружелюбном молчании, глядя на пчелу, деловито жужжавшую над венчиком желтого нарцисса.
Уилл предпочел бы молчать и дальше, но леди Шарлотта нравилась ему, и ему не хотелось обижать ее молчанием:
— Леди Люсинда присоединится к нам? — спросил он, глядя на особняк.
Пчела закончила свои пчелиные дела и улетела. А леди Шарлотта ответила:
— Нет, не сегодня утром. Леди Торнтон, самая близкая подруга Люсинды с детства, пригласила ее в гости.
Но Уилл и так уже знал, где находилась Люсинда. Во время утренней прогулки верхом Уэстон доложил ему о приглашении от леди Торнтон. Однако Уилл продолжал игру, притворяясь, что не знает о планах Люсинды. Он задал еще несколько вопросов, и пожилая женщина охотно ответила на них, а потом вдруг сказала:
— Вы очень похожи на своего отца, милорд.
Уилл проворчал сквозь зубы:
— Мне уже говорили об этом.
— Я полагала, что это для вас комплимент, — с невозмутимым видом заметила леди Шарлотта. — Он был самым красивым мужчиной, какого мне только доводилось видеть. И каждая незамужняя женщина в годы моей молодости хотела выйти за него замуж.
— Даже вы? — удивился Уилл.
— Даже я. Но этому не суждено было случиться. С самого начала он имел виды на вашу мать. Ни одна другая женщина не шла с ней ни в какое сравнение.
Уилл засмеялся — коротко и жестко.
— Да, уверен, не шла. Трудно себе представить, чтобы какая-нибудь другая женщина могла стать такой покорной жертвой моего отца.
Леди Шарлотта строго взглянула на собеседника.
— Не забывайте: мы говорим о вашей матери, милорд!
