День уже начал клониться к вечеру, когда маркиз сказал:
— Нам пора идти, дорогая.
— Идти? Куда идти?
— Домой, — ответил он. — Скоро состоится наша свадьба.
— Свадьба? Но ведь мы уже женаты!
— Я не стану спорить: мы уже связаны нерасторжимыми узами, — согласился маркиз. — Но в то же время, Савийя, я хочу жениться на тебе в соответствии с английскими законами. Наш брак должен получить благословение церкви — моей церкви, хотя я надеюсь, что когда-нибудь она станет и твоей тоже.
Савийя несколько секунд молчала, опустив голову: казалось, она старается найти слова поточнее, чтобы выразить свои мысли. Наконец она сказала:
— Ты знаешь, что во время вчерашнего обряда, когда мы смешали нашу кровь, мы дали обеты, которые для меня святы. Они соединили нас так крепко, что я принадлежу тебе и никогда не смогу принадлежать никому другому. Но для тебя это не так?
— Нет, я отношусь к этому точно так же! — решительно и уверенно ответил ей маркиз.
— И все-таки не совсем так, — откликнулась она. — Ты не признаешь цыганских законов, которые для меня непререкаемы, хоть я, оказывается, и не цыганка. И из-за твоего положения в обществе было бы лучше, если бы ты мог оставаться свободным, чтобы, если захочешь, жениться на женщине, которая принадлежит к тому же сословию, что и ты.
— Ты принадлежишь к тому же сословию, что и я! Мы оба одинаково благородные люди, — сказал маркиз. — Я всегда был в этом уверен, даже тогда, когда вайда еще не рассказал нам твою историю.
Бережно приподняв ее пальцем за подбородок, он заставил Савийю посмотреть ему в глаза.
— Разве ты забыла, — спросил он, — что когда тебя поменяли на мертвого ребенка, по словам вайды, ты была дочерью знатного человека?
— Но я по-прежнему не знаю даже своего имени! Я по-прежнему никто! — тоскливо откликнулась она. — Позволь мне оставаться с тобой, потому что я принадлежу тебе, но только мне не следует становится твоей женой по английским законам, чтобы твоим друзьям не пришлось признавать место, которое я занимаю в твоей жизни, одновременно презирая меня саму!
— Никто тебя презирать не будет. Я этого не допущу, — жестко заявил маркиз.
— Я никогда не смогу забыть, как обо мне говорил твой кузен, — прошептала Савийя. — А ведь он просто произнес вслух то, что будут думать все твои друзья и знакомые, только они будут слишком тактичными или слишком робкими, чтобы сказать это нам в глаза.
— Я уже говорил тебе, но, видно, придется повторить еще раз, — сказал маркиз. — Меня ничуть не интересует, что станут говорить у меня за спиной. Я уважаю тебя и твою честь. Ты — именно та женщина, которая мне нужна. Во всех отношениях!
Он увидел, что в глазах у Савийи по-прежнему таится тревога, и добавил:
— Я не собираюсь дальше говорить на эту тему, Савийя. Ты слушалась вайду и будешь слушаться меня. Ты принадлежишь мне, и решения, которые касаются нашей жизни, тоже буду принимать я.
Он пристально посмотрел на нее и понял, что она рада тому, что он ведет себя так твердо и властно, что она должна подчиняться его авторитету так же, как подчинялась предводителю своего табора.
— Я сделаю все… чего ты от меня хочешь, — тихо проговорила она после секундной паузы.
И маркиза так восхитила ее нежная уступчивость, что он снова притянул ее к себе и принялся целовать, пока весь мир не закружился вокруг них калейдоскопом красок и форм, и они снова забыли обо всем, кроме своей любви.
Когда новобрачные наконец оделись, то, пройдя по лесу, в начале узкой лесной тропинки обнаружили уже ожидавший их фаэтон маркиза.
Маркиз подсадил Савийю на высокое сиденье и принял вожжи из рук грума, который ловко влез на запятки. Фаэтон тронулся с места и покатил по дороге.
Маркиз вынужден был придерживать лошадей, пока не кончился лес: дорога в лесу на самом деле была рассчитана даже на самый легкий экипаж, однако, оказавшись в парке, он пустил лошадей быстрее. Правил он так умело, что Савийя могла только восхищенно наблюдать за ним.
Маркиз не сомневался, что она придет в восторг от тех лошадей, которых он держал в своих конюшнях, и собирался сразу же по возвращении из свадебного путешествия купить нескольких специально для нее. Он живо представлял себе, какие именно арабские скакуны подойдут ей больше всего.
Залитый опускающимся к горизонту солнцем Рэкстон-хауз выглядел просто великолепно.
Тени, падавшие на аккуратные зеленые газоны, уже заметно удлинились, но цветы по-прежнему казались яркими пятнами, которые не приглушили пока приближающиеся сумерки. Само здание светилось приветливым теплом, напоминая драгоценную шкатулку.
Высоко над крышей развевался флаг владельца поместья, и Савийя с улыбкой посмотрела на него.
— Твой флаг! — сказала она, вспомнив, как рассердился маркиз, когда увидел, что Джетро посмел поднять этот флаг во время его отсутствия.
— Наш флаг! — поправил он ее. — Он поднят нашим домом, дорогая!
— Неужели я действительно могу считать себя частью чего-то столь прекрасного? — спросила Савийя.
— Все, чем я владею, принадлежит тебе, — отозвался маркиз.
— Знаешь, мне кажется, я всегда мечтала иметь собственный дом, — призналась ему Савийя. — Наверное, это был неосознанный инстинкт, доставшийся мне в наследство от неизвестных мне предков, но для меня домом всего было такое место, где я могла бы остаться, откуда мне не нужно было бы уезжать.
Она печально засмеялась.
— Может быть, в душе я никогда не была настоящей цыганкой. Теперь я начинаю понимать многое из того что раньше оставалось для меня совершенно непонятным.
— Я хочу знать все, что ты чувствуешь, все, о чем ты думаешь, — сказал маркиз. — Для меня было бы невыносимо, если бы какая-то частичка тебя не принадлежала бы мне.
— Я… вся твоя, — прошептала Савийя.
Маркиз эффектно остановил экипаж у самых дверей дома.
Когда они оба вышли из фаэтона, он протянул ей руку, и они начали подниматься по ступеням, держась за руки.
На Савийе был причудливый цыганский наряд с красивой вышивкой, в котором она была накануне, во время брачной церемонии. Маркиз помог ей надеть на шею ожерелья и вдеть в ушки серьги с драгоценными камнями.
Только голова ее осталась непокрытой, потому что драгоценная корона была частью сокровищ калдерашей и надевалась невестами на свадьбах, которые устраивали в их таборе.
— Вашу милость дожидаются трое джентльменов, — доложил Берк, когда они вошли в холл. — Они в гостиной.
— Гости? — резко осведомился маркиз.
— Их привез капитан Коллингтон, милорд. Они приехали перед самым ленчем, и я сказал им, что вашу милость ожидают несколько позже, к концу дня.
