Обычно к концу разговора красное морщинистое лицо майора приобретало выражение крайней умильности. Со свойственной ему пылкостью он начинал ежеминутно вскидывать руку к левой груди и тоскливо вздыхать, пеняя на щемящее, страждущее сердце. Затем старик с заискивающим поклоном поднимался со скамьи и, протянув руки в безмолвном призыве, делал скромный шаг в сторону Сибил. После чего действие переходило в торжественные расшаркивания, длившиеся порядочно долгое время. Наконец, застыв в глубочайшем поклоне над нежной ручкой объекта своего томления, майор приступал к прощальной тираде
— И где же вы, прекрасная мисс Рид, скрывались все это время? — выводил он елейным голосом. — Смею сказать вам, что вы чрезвычайно осчастливили нас, внезапно озарив своим благодатным присутствием однообразие нашего скудного времяпрепровождения. В волнении от моей нескромной дерзости, за что заранее прошу глубочайшего извинения, осмелюсь сравнить вашу очаровательную красоту с великолепием нежной розы, благоухающей изысканными ароматами. Только ее роскошные лепестки, составляющие столь совершенный в своем изяществе и простоте бутон, достойны олицетворять вашу ангельскую прелесть. И позвольте сообщить вам, что мы получили высочайшее удовольствие от вашего необыкновенно приятного во всех отношениях общества и льстим себя надеждой, что в скорейшем времени вы снизойдете до того, чтобы вновь украсить своим присутствием наше скромное собрание.
Тут он неожиданно вспоминал обо мне (или о нас, если с нами была Виолетта) и рассыпался в извинениях, что за брильянтовым сиянием неотразимых глаз мисс Рид не заметил ее не менее очаровательной спутницы.
— И вас, конечно же, любезная мисс Сноу, мы всенепременно рады видеть. Ваши чары не оставят равнодушными многих представителей мужского пола.
— И на том спасибо, вседражайший майор Коулби! — благосклонно отвечала я, состряпав приторно-жеманную мину. — Рада, что я, по крайней мере, не благоухаю изысканными ароматами, а привлекаю внимание только своими чарами.
Оценив искусность майора Коулби во владении словом, мы спешили покинуть утиный пруд, чтобы ненароком не нарваться на еще какую-нибудь демонстрацию достоинств этого всесторонне развитого старого джентльмена, охваченного пылким чувством. Хотя встречи с "утиными старичками" неоднократно заканчивались подобным образом, но каждый раз в моменты бегства мы были сражены наповал подобным рвением в проявлении учтивости к моей подруге.
Никто не ожидал, что у Сибил может появиться такой солидный поклонник, богатство которого состояло в его почтенных годах и буйных воспоминаниях о шпионской молодости. Но как бы решительно майор не был настроен, мы не воспринимали его всерьез и относились ко всем его дифирамбам не более чем к шутке.
И все-таки немалая доля правды в его цветистых комплиментах была. Сибил действительно похорошела. Пропала угрюмая неразговорчивая девочка и вместо нее появилась нежная, чуткая, уверенная в себе девушка, с огромным запасом добра в сердце. Теперь глаза ее лучились, на щеках играл восхитительный румянец, и она сделалась "очень даже премиленькой", как выразилась Виолетта, вынужденная признать, что ее подруга значительно преобразилась.
— Думается мне, что всем этим превращениям мы обязаны ее кузнецу.
Сказала она однажды, когда выдалась свободная минутка между примерками, и Летти забежала к нам поболтать. Мы вдвоем поднялись наверх и закрылись в комнате, оставив в гостиной старушку Финифет, недовольную тем, что ей не удалось поучаствовать в нашей беседе и непременно наставить нас уму-разуму. С безмолвным укором Фини провожала нас взглядом, когда мы поднимались, и, казалось, что даже вязальные спицы в ее руках начали ворчливо отстукивать, сетуя на наши непутевые головы и баловство.
— Фини сейчас тяжело. Тетушка и Сибил практически весь день у вас в Оурунсби и ей некого поучить и не с кем поспорить, — заметила я, усаживаясь в кресло и приглашая Летти сесть напротив, но та забралась на кровать и устроилась по-турецки, сильно задрав платье и оголив стройные ноги. Я тот час же пожалела, что оставила Финифет внизу. Она, не считаясь с приличиями, тут же научила бы Виолетту правилам поведения юной леди на людях. И если бы хорошей затрещины оказалась не достаточно для понимания некоторых нюансов, то не сомневаюсь, Фини применила бы и более действенное средство, от которого ее ученица вообще длительное время не смогла бы сидеть.
Но Виоллета не замечая моего недовольного взгляда, продолжала обсуждать Сибил:
— Ждет не дождется, когда этот чурбан, наконец, решиться сделать ей предложение. Как там его зовут: Бил… Том… Джон… А вспомнила — Сигизмунд! Хотя, нет…
Я немного отвыкла от колкостей и беззастенчивых издевок, которыми Виоллета неустанно награждала Сибил. Вот и сейчас она превосходно разыгрывала роль, делая вид, что не помнит имени Рэя Готлиба. И тем самым как бы говорила, что этот молодой человек не только не достоин ее внимания, но так ничтожен, что даже не обладает запоминающимся именем.
— Ах, Летти, представляешь, я тоже забыла имена твоих воздыхателей! — тут же выдала я, всплеснув руками. — Сколько их у тебя было? Помню только твоего "само совершенство" кузена Стивена, а еще виконта Хьюлиза, это который "лакомый кусочек"… И, конечно же, учитель танцев! О, какой был мужчина! А как же его звали то…
— Ну, хорошо, хорошо! — раздраженно согласилась Виолетта, и после короткой паузы обиженно добавила. — И почему ты всегда на ее стороне? Ты только и делаешь, что смеешься надо мной и всячески унижаешь. Ее отец, между прочим, был моряком, а все моряки — это чернь и сбежавшие преступники. Уже по этой причине мы не должны были допускать ее в свой круг. В конце концов, она нам никто, и мы не обязаны принимать ее близко к сердцу.
— Значит, вот как ты думаешь о своей подруге?
Видимо, услыхав угрожающие нотки в моем голосе, Летти пошла на попятную.
— Ты же знаешь, я этого ей никогда не скажу! Я всегда была рада нашей дружбе. И делаю все, чтобы Сибил была счастлива.
Ее кислый вид и не наигранное огорчение немного смягчили меня, но я прекрасно понимала, что Летти не хочет рисковать нашей с ней дружбой.
— Представь, — ответила я ей, — что о тебе, дочери всего лишь пятого сына графа, живущей в захолустье и не имеющей за душой ни гроша, думает, например, единственная дочь герцога Эддингтона, наследница всех его огромных богатств, чей муж станет обладателем несчетного числа титулов. Не думаю, что во время сезона ты будешь хоть как-то конкурировать с ней, как бы страшна и глупа она ни была. Ты лишь букашка, недостойная находиться в ее кругу.
