— Почему вы спросили?
— Я ничего точно не помню. Но кровать узкая, а мужские желания не дремлют. Кроме того, вы столкнули стакан с водой, когда убегали с кровати. Жест весьма красноречивый.
— Не случилось ничего особо вопиющего. Наверное, это не напугало бы никого, кроме такой старой девы, как я.
— Вы испугались? Я сожалею.
— Я же сбежала, разве нет?
«Ну почему ты не уступила?»
И с этой мыслью внезапно пришло воспоминание. Его возбуждение. Ее тело, прильнувшее к нему. Ее грудь в его ладони, теплая и упругая. Ее сосок, затвердевший от возбуждения.
Он с силой втянул в себя воздух.
— Вы же знаете, вам нечего меня опасаться.
— Конечно, вы это доказали, — с легкостью согласилась она.
Он вышел, чтобы дать ей возможность одеться. Затем вернулся и попросил выйти ее.
— Мне нужно поспать часок-другой.
Фиц запер дверь и улегся на кровать. Он бы подремал немного, но не теперь, когда пытался изгнать это непрошеное вожделение, которое внезапно овладело им.
Этим утром он не только позволил себе вспомнить все, что произошло ночью, но и пофантазировать о том, что произойдет потом, менее чем через четыре года, когда она, обнаженная, окажется под ним.
Когда подойдет срок.
— Фиц, вы там? — Милли громко постучала в дверь. Было десять часов утра. Прошло два с половиной часа с тех пор, как она оставила его. — Просыпайтесь, мне нужно поговорить с вами.
— Я не сплю. Я в ванне. Что случилось?
— Моя мама… — Она судорожно сглотнула. — Ей плохо.
— Дайте мне минуту.
Милли снова взглянула на телеграмму.
«Дорогие лорд и леди Фицхью!
С прискорбием сообщаю вам, что миссис Грейвз тяжело заболела. Она хочет видеть вас немедленно. Пожалуйста, возвращайтесь в Лондон как можно скорее.
Ваш и т. д.
Г. Горинг».Милли не могла в это поверить. Что могло случиться с ее матерью? Ведь она еще так молода. Но мистер Горинг, личный поверенный миссис Грейвз, не стал бы посылать телеграмму, если бы не считал ситуацию критической.
Фиц отворил дверь. Рубашка липла к его влажному телу, и он все еще вытирал полотенцем голову. Брошенная ванна виднелась позади.
Он взял телеграмму из ее руки и быстро пробежал глазами. Вернув ей телеграмму, он отбросил в сторону полотенце и достал из сумки брошюрку с расписаниями движения транспорта.
— Есть поезд, отходящий из Горлаго через три часа. Если мы выедем прямо сейчас и поспешим, мы можем успеть на него.
Они находились в двадцати милях от Горлаго. Дорога была хорошей, но довольно узкой и местами крутой. Преодолеть ее за три часа казалось вряд ли возможным.
Но Милли не стала спорить.
— Прикажите Бриджет упаковать наши вещи, но мы поедем налегке — чемоданы будут задерживать нас. Договоритесь с хозяином гостиницы насчет отправки багажа и возьмите с собой только то, что можете нести в руках. Я отыщу для нас скоростной экипаж. Будьте готовы, когда я вернусь.
Он вернулся через четверть часа с легкой рессорной коляской и мальчиком лет одиннадцати. Милли забралась внутрь с корзинкой для пикника в руке. Бриджет последовала за ней с сумкой, содержавшей смену одежды для каждого.
— Где же кучер?
— Я буду править. — Фиц взмахнул поводьями, и лошади пустились вперед рысью.
— Но мы же не знаем дороги. Да и лошадей придется менять.
— Для этого у нас вот этот молодой человек. Он будет говорить нам, куда ехать. А когда мы прибудем в Горлаго, он останется с лошадьми и коляской, пока за ним не приедет его дядя. Он по весу значительно легче своего дяди, поэтому я выбрал его.
Легкий вес мальчика, а также отсутствие багажа — все это пошло на пользу, как и отличительная черта итальянских железных дорог постоянно отставать от расписания. Путешественники прибыли на вокзал Горлаго спустя десять минут после объявленного отправления поезда в Милан через Бергамо, но им хватило времени, чтобы купить билеты и сесть в вагон. Правда, Фицу, садившемуся последним, пришлось бежать за поездом и вспрыгнуть на подножку.
К середине дня они были в Милане. Благодаря современному чуду, каким являлся Мон-Сенисский тоннель, двадцать часов спустя их поезд-экспресс уже въезжал в Париж.
Теперь им только оставалось поспешить в Кале и пересечь пролив.
Кто-то осторожно тронул Милли за плечо.
— Воздушные шары. Хотите посмотреть?
Милли с удивлением открыла глаза. Она и не заметила, как задремала.
Действительно, на открытой площадке виднелось семь или восемь тепловых воздушных шаров ярких расцветок. По большей части они еще не были полностью готовы — их смятые оболочки постепенно расправлялись, наполняясь горячим воздухом.
— Это что, какое-то соревнование?
— Может быть. Посмотрите, здесь есть даже аэростат.
— Где?
— Сейчас он вон там, за деревьями. Но я его видел. У него есть пропеллеры.
Милли повращала шеей, затекшей во время сна.
— Коляски, поезда и воздушные шары. У меня такое чувство, будто мы пытаемся повторить путешествие «Вокруг света за восемьдесят дней».
— Последний рекорд — шестьдесят семь дней, так что вам пришлось бы действовать немного проворнее.
— Как далеко мы от Кале?
— Семь миль или около того.
Небо было безоблачным, но Милли не могла скрыть беспокойства.
— Надеюсь, над проливом сохранится ясная погода. Последний раз мне пришлось ждать переправы всю ночь.
Фиц слегка коснулся ее руки.
— Вы непременно увидите свою маму живой. Я доставлю вас вовремя.
Погода, однако, не захотела сотрудничать с путешественниками. Густой туман окутал пролив. Все паромы оставались в гавани.
— Сколько времени пройдет, прежде чем туман рассеется? — в тревоге спросила Милли. Фиц только что разговаривал с паромщиками и рыбаками.
— Никто не думает, что это произойдет сегодня. Половина из них полагает, что ничего не изменится до полудня завтрашнего дня. А остальные считают, что туман продержится самое меньшее сорок восемь часов.
У Милли сердце сжалось от отчаяния.
— Но мы не можем ждать так долго. Возможно, она столько не протянет.
— Будем искать выход, — сказал Фиц.
— Почему до сих пор не построили тоннель под проливом? Все только и говорят об этом все время.
Фиц оглянулся назад, в том направлении, откуда они прибыли. Затем посмотрел на Милли, прижав палец к подбородку.
— Если у вас крепкий желудок, мы можем переправиться над проливом.
— Над проливом?
— Помните тот аэростат, который я видел? На воздушном шаре уже переправлялись через пролив. Но это опасное предприятие — особенно с востока на запад.
