Однажды утром, когда Фиц вышел позавтракать, миссис Грейвз пришла в себя.
— Мама! — Милли вскочила со своего места. Она поспешно схватила стакан с водой, припасенный на тумбочке, и с чайной ложечки напоила мать.
— Милли, — слабо прошептала миссис Грейвз.
Милли неожиданно для себя расплакалась.
— Мне так жаль. Прости меня.
— Это ты прости меня за то, что покидаю тебя гораздо раньше, чем намеревалась.
Милли могла бы возразить, но они обе знали, что миссис Грейвз не много времени осталось провести на этом свете. Она вытерла глаза.
— Это несправедливо. Ты должна была жить долго, как королева.
— Любимая моя, я прожила замечательную, завидную жизнь. То, что она оказалась короче, чем мне бы хотелось, еще не повод жаловаться. Бог был милостив ко мне.
Она закашлялась. Милли протянула ей ложечку микстуры. Мать тяжело дышала, но оттолкнула лекарство, предложенное ей Милли.
— Нет, дорогая, единственная несправедливость в том, что мы с твоим отцом потребовали от тебя отказаться от собственного счастья ради того, чтобы могли иметь внука, который когда-нибудь станет графом.
— Я вовсе не несчастна. — Милли поколебалась. Она никогда не говорила вслух о тайнах своего сердца. — Я не хотела бы выйти замуж ни за кого, кроме Фица.
Миссис Грейвз улыбнулась:
— Он прекрасный молодой человек.
— Самый лучший… как и ты, мама.
Миссис Грейвз коснулась все еще влажной щеки дочери.
— Помнишь, что я сказала тебе много лет назад? Мужчине, который получит твою руку, несказанно повезет. Однажды он прозреет.
— Ты думаешь?
Но рука миссис Грейвз бессильно упала. Она снова погрузилась в забытье и скончалась в тот же день ближе к вечеру.
Фиц находился рядом с Милли. Он поцеловал ее в лоб.
— Мне очень жаль.
Глаза Милли снова наполнились слезами.
— Это случилось слишком скоро. Она была последней из моей семьи.
Фиц протянул ей свой носовой платок.
— Не говорите так. Я ваша семья. А теперь отправляйтесь в постель. Вы уже несколько дней не спали по-настоящему.
«Я ваша семья». Милли посмотрела на него затуманенными глазами.
— Я даже не поблагодарила вас за то, что смогла побыть с мамой, застать ее живой.
— Вам нет нужды благодарить меня за что бы то ни было, — твердо сказал он. — Мой супружеский долг помогать вам.
Слезы еще сильнее полились из ее глаз.
— Благодарю вас.
— Повторяю, это совершенно излишне.
Ей удалось выдавить слабую улыбку на губах.
— Я имела в виду за то, что вы так сказали.
Фиц улыбнулся ей в ответ:
— Идите отдыхать. Я позабочусь обо всем.
Он покинул комнату, чтобы поговорить с дворецким миссис Грейвз.
Милли стояла в дверях, провожая его взглядом, пока он спускался по лестнице.
«Я рад, что это оказались вы».
1896 год
Фиц не бывал в покоях хозяйки с тех пор, как обследовал лондонский особняк сразу после вступления в наследство. С того времени здесь была проведена основательная реконструкция, превратившая здание из ветхих развалин в просторный удобный дом. Время их пребывания в браке, в сущности, можно было проследить по этим усовершенствованиям — доска за доской, кирпич за кирпичом.
Даже теперь работы по реконструкции все еще продолжались. Весной был улучшен дренаж лавандовых полей. Заказан еще один улей для сада — уменьшенная копия усадьбы в Хенли-Парке. И помещения для слуг, отремонтированные четыре года назад, теперь отделывали заново.
Комната Милли оказалась светлой и уютной, оклеенной веселенькими зелеными обоями. По обе стороны от камина, словно часовые, стояли два декоративно подстриженные деревца в горшках. Над камином красовался написанный маслом пейзаж, показавшийся Фицу знакомым. Не картина, а сам пейзаж.
Милли стояла посреди комнаты, все еще в полном вечернем наряде, и держала веер перед собой, как украшенный перьями щит. Она взглянула на него, но не произнесла ни слова.
Фиц не хотел заставлять ее нервничать еще сильнее. Он не подошел к ней, а пересек комнату, чтобы лучше разглядеть картину.
— Это озеро Комо?
— Да.
Его взгляд устремился к каминной полке. На ней расположился ряд фотографий, снятых прошлым летом на званом приеме в их загородном поместье. На каждой фотографии присутствовали они двое, но никогда одни. Иногда они находились в большой группе, иногда только с ее матерью или с его сестрами.
На другом конце полки — еще один знакомый предмет.
— Это та музыкальная шкатулка, которую я подарил вам на семнадцатилетие? Она выглядит как историческая ценность.
Фиц открыл крышку музыкальной шкатулки. Послышались те же самые слабые, слегка нестройные звуки. Все еще работает. Кто бы мог подумать?
Милли молча наблюдала за ним. Но когда он посмотрел на нее, она мгновенно отвела взгляд.
— Где ваша горничная?
— Я отпустила ее.
Милли положила веер на сиденье ближайшего кресла. Жест был определенно непреднамеренный. Однако она стояла возле мягкого подлокотника, и горло ее внезапно дернулось — она судорожно сглотнула.
Это зрелище — то, что скрывалось за ним, — разожгло жар в крови Фица.
— Вам не следует волноваться, — сказал он. — Это может доставить огромное удовольствие.
— Очень на это надеюсь, — язвительно заметила она. — Я много наслушалась за все эти годы о вашем мастерстве любовника. Если я не воспарю к небесам, то буду считать себя разочарованной.
Фиц улыбнулся и поставил музыкальную шкатулку снова на полку.
— Тогда отправимся в спальню, моя дорогая.
Несколько секунд Милли смотрела на брошенный веер, не трогаясь с места. Затем направилась к штепселю и выключила электрическое бра на стене. Лампа, оставленная включенной в спальне, освещала им путь. Милли последовала за Фицем и скрылась внутри.
«Итак, мы наконец-то подошли к этому».
Обычная супружеская обязанность, разве нет? Обязанность, исполнение которой он откладывал слишком долго. Так почему же тогда, приближаясь к спальне, он чувствовал, будто его уносит в море? Будто там его ожидают приливы и течения, которых он никогда не знал в спокойной гавани своего брака?
Милли выключила свет в тот момент, как он закрыл за ними дверь. Фиц подумал, что не следует этому удивляться, — в конце концов, он имел дело с девственницей. Но они знали друг друга так хорошо, что, казалось бы, она вообще не должна смущаться.
— Вы не хотите, чтобы я видел, что делаю?
— Не хочу.
— Даже если мне придется сражаться с хитроумными застежками вашего платья? — с улыбкой спросил он.
