Блейз вышла из спальни, спустилась по лестнице на второй этаж к кабинету отца и, постучав в дверь, заглянула в комнату.
— Вот и она.
Сидевший за письменным столом герцог Инверари пригласил дочь войти.
Перед массивным дубовым столом в кожаных креслах сидели Росс и герцог Килчурн. При появлении Блейз отец и сын встали.
Три кожаных кресла стояли в ряд, Росс проводил ее к среднему.
— Тебе очень идет пурпурный цвет, — сказал он и сел справа от Блейз.
— Это не пурпурный, а нежно-сиреневый, — поправила она его.
— Прости меня за неточность, — улыбнулся Росс. — Сиреневый нежный, а пурпурный кричащий?
— Не знаю, кричит ли пурпурный, но мачеха запрещает мне носить этот цвет.
— Послушай, дочка, — заговорил герцог Инверари, взяв в руки документ и перо, — не будем впустую тратить время. Договор стандартный, со щедрым месячным содержанием. Сначала подписываешь ты, потом Росс.
Блейз положила руки на колени, показывая, что не готова поставить подпись, бросила Россу улыбку и объявила отцу:
— Я требую изменений.
— Изменений? — эхом повторил Росс.
Отец Блейз улыбнулся, герцог Килчурн хмыкнул.
— Я требую, чтобы добавили некоторые условия, — ответила она.
Расслабившись в кресле и вытянув длинные ноги, Росс всем своим видом дал понять, что находит это забавным. Однако это наглость.
Выгнув бровь, Блейз бросила на него взгляд. Маркиз не представлял себе, что маленькие женщины бывают очень хитрыми. Она объяснит ему это сразу же, как только будут приняты ее условия.
— Говори отцу, чего ты требуешь. — И Росс жестом указал на герцога, — а я буду соглашаться или нет.
Блейз кивнула.
— Я сохраняю то, что принадлежит мне, — обратилась она к отцу. — Лошади, деньги, все остальное, что мне дорого.
— Все остальное, что тебе дорого, — это слишком расплывчато, — возразил Росс. — Назови, что тебе дорого в данный момент.
— Я остаюсь владельцем и распоряжаюсь своими лошадьми, животными, деньгами и драгоценностями матери.
— Согласен, — кивнул Росс.
Герцог Инверари взял перо и внес изменение.
— Я имею право построить приют для животных и управлять им.
Росс опять кивнул, и это поколебало уверенность Блейз.
— Моя доля капитала, общего с сестрами, переходит только к моим дочерям. Если я умру, не имея дочерей, мой капитал минус вложенные суммы возвращается сестрам и их дочерям, а прибыли с капитала идут на содержание моего приюта для животных.
Росс усмехнулся, однако выражение его лица свидетельствовало о том, что он считает это наглостью.
— И какими же капиталами владеете вы с сестрами?
Его снисходительный тон вывел Блейз из себя.
— Мы владеем компанией «Семь голубок».
— «Семь голубок»? — воскликнул Росс. — Это та компания, которая обанкротила Дугласа Гордона в войне цен?
Когда Блейз кивнула, Росс разразился смехом. Семь женщин одержали верх над его другом в ценовой войне.
— Жду не дождусь, когда смогу сообщить Даги, что женщины взяли над ним верх.
— Мое следующее условие таково… — Блейз взглянула на отца. — Россу запрещается передавать эту информацию маркизу Хантли.
Услышав, как усмехнулся герцог Килчурн, она добавила:
— Джеймсу Макартуру тоже запрещается говорить что-либо Дугласу Гордону.
Ее отец и герцог Килчурн улыбались, и даже у Росса на губах играла улыбка.
Приложив палец к губам, Блейз старалась понять, где слабые места в ее требованиях.
— Им обоим запрещается передавать информацию третьему лицу, которое может довести ее до сведения Дугласа Гордона, — добавила Блейз.
— Как я смогу смотреть другу в глаза, зная владельцев компании, укравшей его деньги? — возмутился Росс.
— «Семь голубок» не крали его денег, — ответила Блейз, — и Блисс не выкручивала ему руки, чтобы выведать его секреты. Если маркиз Хантли не может следовать собственному плану, пусть теряет свои деньги, так ему и надо.
— Девушка права, — согласился с ней герцог Килчурн. — Даги не проиграл бы ценовую войну, если бы не старался вовлечь сестру в свои финансовые махинации.
— Дайте ей то, чего она хочет. — Росс сделал знак герцогу Инверари и обратился к Блейз: — Скажи мне, почему только дочери могут наследовать капитал «Семи голубок»?
— Женщинам нужны собственные деньги, — пояснила Блейз. — Ни одна из моих дочерей не будет зависеть от мужчины, поскольку сможет сама себя обеспечить.
— Что не так в нас, мужчинах? — полюбопытствовал Росс.
— Сколько дней тебе понадобится, чтобы это узнать? — вопросом на вопрос ответила Блейз.
— Ты нашел себе достойную пару, — заметил герцог Килчурн сыну. — Я уже слышу, как звенит посуда.
— Папа, каковы мои карманные деньги?
— Росс дает тебе тысячу фунтов в месяц.
Блейз улыбнулась, удовлетворенная такой суммой. Тысяча фунтов — это на девятьсот фунтов больше того, что она получает сейчас.
— Почему это я должен делиться? — Росс улыбался. — Она же со мной не делится.
— Никто не заставляет тебя делиться со мной. — Блейз встала, показывая, что готова уйти, и в упор посмотрела на Росса. — Никаких ежемесячных денег на булавки, никакого брака, никакого законного наследника.
Герцог Инверари и герцог Килчурн едва не подавились от смеха.
— Да, она загнала тебя в угол, — сказал герцог Килчурн сыну.
— Я пошутил. — Росс взял Блейз за руку. — Все, что принадлежит мне, — твое. Я не похож на некую эгоистичную особу, имя которой не будем называть.
— Теперь я подпишу.
Блейз снова села в кресло и поставила подпись, а потом передала перо Россу.
— Если Пег проиграет «Вторую весну» или дерби Эпсома, — мы уедем в Шотландское нагорье раньше, не дожидаясь августа, — сказал Росс.
— Зачем нам ехать в Шотландское нагорье? — удивилась Блейз.
— Молодоженам нужно некоторое время пожить вдали от других, — объяснил ей Росс.
— А что, если Геркулес выиграет дерби? Ты пропустишь «Две тысячи гиней».
— Отец еще до моего рождения занимался чистокровными лошадьми, так что он знает, что делать.
Росс полез в карман и достал обтянутую бархатом маленькую коробочку. Открыв крышку, он взял кольцо с крупным бриллиантом, возвышавшимся над полоской оправленных в платину более мелких бриллиантов, и надел его Блейз на средний палец левой руки.
— Это обручальное кольцо моей матери, — сказал Росс. — Я подумал, что ты могла бы носить его, пока не будет готово твое обручальное кольцо. Если тебя это устраивает, мне было бы приятно, если бы кольцо моей матери послужило тебе как обручальное.
