Он пододвинул коробку с гвоздями, сел на нее, вытянув ноги, скрестил их перед собой, а взгляд скользил по девушке с веселым одобрением.
— Именно такой ты и была, любовь моя. Слишком длинные ноги и крепкие ступни, но зато и быстрые. — Его глаза с откровенным восхищением рассматривали ее грудь и тонкую талию. — Не обижайся, любовь моя, у тебя все на месте.
Она снова почувствовала, что краснеет. Казалось странным и непонятным ощущать неловкость в присутствии человека, которого знаешь много лет. Но, несомненно, какое-то неуловимое напряжение появилось в их отношениях. Всматриваясь в глубину его голубых смеющихся глаз, она поняла — уже больше нет друзей по детским играм, и ей вдруг стало грустно от мысли, что нельзя вернуть прежнюю детскую беззаботность.
— Корсар в прекрасной форме и выглядит замечательно, — тихо произнесла она, решив сменить тему разговора.
Эштон взглянул на лошадь с почти отеческой любовью.
— Держу пари, что он ни в чем не уступает своему знаменитому предку Бирли Турку. — Приложив два пальца к губам, он засвистел, за высокой нотой последовала более низкая — Корсар навострил уши и нетерпеливо заржал. Бетани с любовью смотрела на лошадь и человека, тренировавшего ее.
— Откровенно признаюсь — восхищена.
— Он меня еще ни разу не подводил. Как только слышит этот свист, возвращается ко мне.
— Ты уже выступал на нем в этом сезоне?
Эштон огорченно покачал головой:
— Корсар, может быть, в отличной форме, чего не скажешь про меня — недавно выздоровел после ранения.
— Какая же я глупая гусыня, — смутилась Бетани. — Даже не поинтересовалась, как у тебя дела.
Она взяла его за руку, испытывая приятное внутреннее волнение от соприкосновения с его грубоватыми пальцами.
— Тебя ранили, Эштон?
— Подстрелили.
— Подстрелили? Боже мой! Кто?
— Один патриот, когда я стоял в карауле, охраняя оружейный склад в Форт-Джордже.
— Снова проклятые мятежники. Эти негодяи?
— Фермеры и торговцы. Священники и писатели. Твои соседи, дорогая, — засмеялся он.
— Как ты можешь смеяться? Ведь тебя могли убить.
— В английской армии мне было суждено умереть медленной смертью, — ответил он.
Внезапно ее охватил страх.
— Эштон, ты не… как Гарри, не так ли? Неужели собираешься сражаться с англичанами?
Он покачал головой:
— Не намерен ни с кем сражаться.
Страх отступил, она машинально продолжала гладить его руку, которая нередко выхаживала птенцов с пораненными крыльями, выпускала на волю собранных Гарри бабочек. У нее возникло желание коснуться его загорелой щеки и сказать что-то ласковое.
— Пора возвращаться к родителям, — проговорила она, подавляя искушение.
— А мне к своей работе, — согласился он.
Девушка направилась к двери, но затем обернулась.
— Ты меня будешь иногда брать на прогулки верхом, как прежде?
Эштон в последний раз окинул ее взглядом.
— Ничего не будет как прежде. Но я, конечно, возьму тебя на прогулку.
* * *
— Боже милостивый, каким же скучным ты стал в свои двадцать пять лет, Эштон, — с раздражением бросила Кэрри. — Как будто я не заслужила немного отдыха после того, как весь день прождала Бетани.
Он сердито взглянул на сестру и стал собирать посуду после ужина, стараясь не разбудить отца, который дремал в кресле, держа на коленях дневники, куда тщательно заносил все наблюдения о лошадях.
— Гектор Нортбридж в два раза старше тебя, Кэрри, а кроме того, покалечен на охоте. Как он может тебе нравиться?
Девушка рассмеялась и потянулась, словно кошка.
— Не будь наивным. Какое мне дело до возраста Гектора, если он дает мне все, чего хочу? — Она отвернула рукав и показала золотой браслет, инкрустированный гранатами. — Красиво, не правда ли? — Кэрри помахала рукой перед его лицом. Он сердито отвернулся и начал мыть посуду.
— Если тебе безразлична собственная репутация, подумай хотя бы об отце. Он растил тебя не для того, чтобы ты стала забавой богатых мужчин.
Она фыркнула и презрительно посмотрела в сторону дремавшего отца.
— Что он такого для меня сделал, чтобы стоило волноваться из-за него? — Она обвела рукой вокруг. — Эта грязная лачуга с прогнувшимся полом и жизнь служанки.
— У тебя есть отдельная хорошая комната в особняке и нетрудная работа горничной Бетани.
— Это не его заслуга, — возразила она, кивая головой в сторону Роджера.
— Он сделал для нас все, что мог, Кэрри.
Она сузила глаза.
— Для тебя, Эштон. Потратил практически все до последнего шиллинга, послав тебя учиться в Род-Айлендский колледж. Ты получил прекрасное образование, в то время как я должна была прислуживать никчемной дочери Синклера Уинслоу. — Она снова бросила возмущенный взгляд в сторону отца. — Что толку от твоего прекрасного образования, если ты по-прежнему вычищаешь навоз из конюшен мистера Уинслоу?
Эштон молча стиснул зубы. Сестра говорила правду, но он не хотел давать волю гневу. Пока отец не выздоровеет, придется оставаться в поместье Систоун и работать на хозяина.
— Куда ты собралась? — сердито спросил он сестру, увидев, что та направляется к двери, тряхнув каштановыми кудряшками. Девушка была очень хорошенькой, но некоторая жесткость и корыстолюбие делали ее красоту не такой привлекательной.
— Еду в город. Есть какие-нибудь возражения?
— Чэпин Пайпер хотел с тобой увидеться.
— Давай сразу договоримся. Я не желаю встречаться с Чэпином. Ради Бога, Эштон. Он сын простого печатника, практически, нищий.
— Я бы предпочел видеть тебя под руку с честным нищим, чем сидящей на коленях старого распутника.
Она фыркнула.
— Буду тебе очень признательна, если постараешься убедить Чэпина не искать со мной встреч в будущем.
— Уверен, в этом не будет никакой необходимости — ты своим поведением оттолкнешь его.
* * *
К концу первой недели пребывания дома настроение Бетани окончательно испортилось: родители вели себя так, будто Гарри Уинслоу никогда не существовало. Когда она упоминала о брате, ее немедленно обрывали и переводили разговор на другую тему. Она так сильно скучала по нему, словно лишилась части своей души, хотя Гарри не смог бы помочь Бетани избежать присутствия на скучных приемах, которые устраивала ее мать. Но, по крайней мере, вдвоем было веселее. Он терпеть не мог скучных разговоров и тщеславного позерства. Теперь некому устраивать проказы. Вспомнилось, как они подпустили мышь под пышные юбки Виолы Пирс и набросали желудей в камин, которые потом начали взрываться. Сегодня вечером Бетани будет очень одиноко на приеме у матери.