Коби сыграл первые аккорды гимна «Боже, храни королеву».
— Какое отношение все это имеет ко мне, сэр?
Но он уже все понял.
— Что ж, я думаю, вы хорошо знаете вора, мистер Грант. Вы покончили с одним из его приспешников… и строите какие-то планы насчет его самого. — Бьючамп принялся напевать арию из «Микадо», которую Коби напомнил ему раньше. — Должен сообщить, — продолжил он, — что вы не только достигнете собственной цели и избавите себя от затруднений, но и окажете услугу государству, если письма принца будут… каким-то образом… возвращены…
Коби лихорадочно соображал. В коридоре не было ни души. С тех пор, как здесь появился серый человечек, двери в конце коридора ни разу не открывались — вероятно, их заперли. Он оказался в ловушке.
Он рассмеялся.
— Это самая изящная попытка шантажа в моей жизни. Скажите, ваш хозяин знает о ней… или о прегрешениях сэра Рэтклиффа?
Серый человечек усмехнулся.
— Смотря какого хозяина вы имеет в виду. Если принца, то мой ответ: нет.
— Так я и думал. — Коби покачал головой. — Вы читали Фрэнсиса Бэкона, сэр? Уверен, что читали. Многие его мысли достойны внимания. Особенно те из них, которые касаются мести. Он называл месть разновидностью стихийного правосудия и блюдом, которое следует есть холодным. В молодости я соглашался с ним…. Но теперь, став старше, начал сомневаться. Иногда лучшая месть — это отказ от мести. Все наши действия, мистер Бьючамп, сэр, имеют свои последствия и для нас, а не только для людей, на которых они направлены. Я обдумаю ваше предложение.
— Это ваш окончательный ответ?
— У меня нет другого хозяина, кроме себя самого, — ответил Коби, — а значит, нет обязанностей ни перед кем, кроме как перед самим собой. Ни страх перед опалой, ни надежда на высшую милость не заставят меня рискнуть своей репутацией. Если я выкраду письма принца, как выкрал их сэр Рэтклифф, то лишь по собственному желанию, а не из-за вашего шантажа. Я не люблю шантажистов, мистер Бьючамп, сэр. Впрочем, не теряйте надежды.
Серый человечек медленно произнес:
— Вижу, я недооценивал вас. — Помолчав, он спросил, — Мне хотелось бы узнать, из чистого любопытства, а не для того, чтобы использовать эти сведения против вас. Правда ли, что у вас абсолютная память? Я слышал о подобной способности, но ни разу не встречал людей, которые обладали бы ею.
Коби засмеялся.
— Естественно, если я скажу правду, вы рано или поздно используете ее против меня. Я знаю это, потому что будь вы на моем месте, я бы именно так и поступил! Можете надеяться, мистер Бьючамп, сэр, что рано или поздно вы узнаете ответ. Но пока я не собираюсь удовлетворять ваше любопытство.
Серый человечек рассмеялся в ответ, и на этот раз его веселье было искренним.
— Теперь я вынужден оставить вас, мистер Грант. Я надеялся на ваше согласие, но вижу, что придется подождать.
Он повернулся, чтобы уйти, но тут же оглянулся снова.
— Кстати, — сказал он с акульей улыбкой. — Я уверен, что мы родственники, хотя и дальние. Сэр Бьючамп Хаттон, на которого так похожи и вы, и ваш дядя сэр Алан Дилхорн, был назван в честь моего прапрадеда, его двоюродного брата. Любопытно, мистер Грант, сэр, не правда ли?
Он ушел, а мистер Грант остался, размышляя о подвернувшейся ему возможности.
— В точности как та, другая, Лиззи Стил. Только ее бросили не в реку, а прямо посреди аллеи.
Инспектор Уилл Уокер подумал о том, что к некоторым сторонам его профессии привыкнуть невозможно, и одной из них было исследование изувеченных детских тел.
Он вздохнул. Завтра бульварные газеты запестрят заголовками, осуждающими полицию за бездействие. Ему еще повезло, что расследованием прошлого убийства занимался не он.
— С души воротит, да, шеф?
Уокер мрачно кивнул.
— Точно, Бейтс. Я не успокоюсь, пока не остановлю эту тварь. Но это не так-то просто. Никаких зацепок… если не считать того, что девочку убили и искалечили так же, как и малышку Стил.
— Выходит, Лиззи Стил убил не Хоскинс? — задумчиво произнес Бейтс. — Может, снова Потрошитель появился?
Уокер покачал головой. Четыре года назад, в 1888 году, Джек Потрошитель прошелся по Ист-Энду, убивая и расчленяя проституток. Но вскоре убийства прекратились так же неожиданно, как и начались.
— Нет, Бейтс, это не почерк Потрошителя. Это нечто иное. Придется мне снова побеседовать с нашим приятелем Дилли. Если бы у него не было алиби в ночь убийства Хоскинса…
Он умолк. В последние дни дела у него шли хуже некуда. Только вчера начальство устроило ему разнос. Уокеру хотелось ответить, что он ничего не сможет сделать, пока ему не дадут подкрепления. Но пришлось придержать язык.
А теперь еще и серийный убийца. Сходство между этими двумя преступлениями так велико, что наверняка это дело рук одного человека. И Уокер не сомневался, что будут и другие тела…
Две недели назад ему велели прекратить слежку за мистером Джейкобом Грантом (он же мистер Дилли), фокусником-любителем и бывшим бандитом. «Как хорошо иметь друзей наверху», — цинично заметил Уокер. Но с другой стороны, у него не было ни единого доказательства причастности Гранта ни к пожару на набережной, ни к гибели Хоскинса.
Но если Грант считал Хоскинса виновным в убийстве и изнасиловании девочки, что он думает теперь? Хоскинс мертв, мадам Луиза и ее помощники в тюрьме… а убийца маленьких девочек разгуливает на свободе.
Какой очередной фокус выкинет мистер Дилли?
Дина завтракала вместе с Коби. Их путешествие в Сандрингхэм благополучно завершилось. А о разговоре ее мужа с Херви Бьючампом она так и не узнала.
Сэр Рэтклифф был как шелковый. Принц дал ему понять, что не хочет видеть его в своем ближайшем окружении, и за это Хинидж ненавидел «выскочку Гранта» сильнее всего.
Он даже в чем-то сожалел о своем проступке, вызвавшем негодование принца и пошатнувшем его и без того неустойчивое положение. Впрочем, пока в его руках компрометирующие письма, принц не посмеет окончательно лишить его своего покровительства.
В последний день пребывания в Норфолке принц добродушно обратился к Грантам.
— Я уже мечтаю о следующей встрече с вами, леди Дина. Позаботьтесь, чтобы ваш муж прихватил с собой все музыкальные инструменты. Леди Кенилворт утверждает, что он божественно играет на банджо.
Коби поклонился, а Дина ответила так, что маркиза де Шеверней, ее наставница в вопросах этикета, могла бы ею гордиться. Естественно, она умолчала о том, что предпочла бы вернуться домой, а не торчать еще одну неделю в огромном особняке сестры, с людьми, которые ей совершенно не интересны.
