киян днем суда был четверг, когда Святослав отправлялся в святилище и садился там под старым дубом, но свои могли к нему обратиться когда угодно.
То-то и беда, что в этой тяжбе свои – все. Пойти рассказать княгине Прияславе? Это было первое, о чем Правена подумала, но тут же отвергла эту мысль. Прияслава ничего тут не сделает сама, только доведет князю, а Святослав примет сторону Жельки. Не прямо, но Желька – мать Игмора, а Игмор – сотский гридей, сын Гримкеля Секиры и ближайший к Святославу человек. Тот доверяет Игмоше больше всех, больше кровных родичей, потому что знает его преданность.
Нужны другие люди, не питающие к этой семейке любви. На ум тут же явилась Эльга – ее двор и дружина. А это значит – Мстислав Свенельдич. «Узнаете что толковое – доведите мне», – сказал он им с матерью. Правена колебалась: она принадлежала к двору Святослава, он был господином ее отца и всей семьи, в то время как Мстислав Свенельдич был его соперником в борьбе за власть и влияние. В дружинах все знали тот давний случай, в год смерти Ингвара, когда тринадцатилетний Святослав почти вызвал Мистину на поединок и требовал – до первой крови. Тем самым он Мистину поставил в безвыходное положение: проиграв, тот оказался бы уличен в измене, а выиграв – пролил бы кровь своего князя, которому на оружии клялся в верности, и навлек бы на себя проклятье. Из этой петли Мистина вывернулся только благодаря своей знаменитой удаче, но противостояние никуда не делось, так и тлело где-то под слоем лет.
Но что-то делать означало, что ей, Правене, придется самой выступить обвинителем, указать на Жельку и бабу Плынь, не имея доказательств, кроме обмолвок раздосадованного Грима. И что – ей самой присудят поле с какой-то из них? Правена вообразила себя с дубиной в руке, стоящей напротив старой бабки Плыни, но сдержала смех, опасаясь разрыдаться. Да может, и не смешно: у бабки, поди, невидимцы и навцы разные в услужении, которым она приказывает людей портить…
Голова пухла, а душа изнемогала. Заснула Правена, когда тьма на восточном краю неба уже подтаяла и потекла серым, но вскоре ее разбудил петух.
Когда рассвело, она уже сидела на крыльце, умытая, опрятно причесанная и одетая в хорошее платье из плотного льна, выкрашенное мареной в цвет давленой ягоды и отделанное по вороту тонкой полоской узорного желтого шелка. Мать прошла в хлев доить корову, а Правена выскользнула за ворота и устремилась прочь с Олеговой горы. Она обгоняла женщин и подростков, провожавших коров и овец на выпас, но старалась не смотреть по сторонам. Может, в такой ранний час удастся проскользнуть незамеченной.
Спускаясь с Олеговой горы, Правена еще толком не знала, куда идет. Пойти к княгине Эльге на Святую гору было бы приличнее. Но пока она через служанок допросится свидания с княгиней, пока та пошлет за Мистиной – если сочтет нужным, перевалит за полдень. А ведь Мистина может как раз на Святой горе и оказаться, а вовсе не у себя дома. Но нужно было что-то выбрать, и уж верно, в такую рань воеводу приличнее искать у него дома, а не у княгини! На Свенельдовом дворе она сможет увидеть Витляну, и та поможет ей объясниться с грозным отцом.
Свенельдов двор был величиной с неплохой городец и довольно плотно застроен – несколько хозяйских изб, дружинная изба, гридница, большая поварня, хлебня, хлев, клети, погреба. Известно было, что за погребами прячется поруб – зарытый в землю сруб, где держат опасных лиходеев, порою закованных в железо. В былые годы Правена и ее сестры бывали здесь, когда Славча ходила по вечерам прясть к Уте, но вот уже пять лет как эти посиделки прекратились.
Ворота стояли открытыми, и Правена попала внутрь беспрепятственно. И тут же привычно прижалась к ближайшей стене. Обширная площадка в середине была занята оружниками – стоял стук дубовых мечей по щитам, покрикивали десятские.
Ближайшие отроки тут же заметили чужую девушку в хорошем платье, но упражнений не прервали, только покосились на нее. Пока Правена присматривалась, как и куда ей лучше пройти – найти кого-то из челяди, спросить Витляну, – тот, что помоложе, зазевался и пропустил удар под щитом.
– Девица, тебе чего здесь надо? – обратился он к ней, слегка кривясь от досады.
– Девица Витляну ищет, – раздался рядом спокойный голос. – По делам своим девичьим. Ведь так?
Правена обернулась – и обнаружила, что один из оружников и есть сам Свенельдич-старший. Он стоял в трех шагах с щитом в левой руке и секирой – в правой, на лезвии секиры был деревянный чехол, чтобы не поранить собственных людей. Выпрямившись, он выделялся среди прочих высоким ростом и мощью; когда Правена впервые взглянула в ту сторону, он присел, укрываясь щитом, и она, не ожидая его здесь увидеть, не заметила.
Сам его голос, сказавший «Ведь так?», полный привычной, уверенной властности, оставлял возможность только для одного ответа.
– Т-так, – подтвердила Правена и наконец догадалась поклониться. – Будь жив, Мстислав Свенельдич. Мне бы Витляну повидать, если позволишь.
– Пойдем. – Мистина отдал щит кому-то рядом и сделал ей знак следовать за собой.
Под десятками удивленных взглядов Правена через толпу отроков направился за ним к избе. Едва переставляла ноги от смущения и беспокойства, но было поздно: она прыгнула в эту волну, уже самой не выбраться, и теперь оставалось только довериться своему счастью – пусть волна вынесет куда надо.
Свенельдич привел ее в хозяйскую избу, где больше никого не было, только челядинка оправляла лежанку. Правена было удивилась этой пустоте, потом вспомнила: Мистина давно живет без жены. Сыновья его, как видно, на дворе со всеми, а Витляна где-нибудь в поварне – ведь всю это толпу сейчас надо будет накормить. Ей и самой нашлась бы работа на княжьем дворе…
Бросив дело, челядинка тут же понесла господину серебряную чашу – не то вода, не то квас. Оставив секиру у двери, Свенельдич сел, вытер лоб и шею услужливо поданным рушником и отхлебнул из чаши. Правена ждала, что сейчас он прикажет позвать Витляну. Но он сделал легкий знак – и челядинка выскочила наружу, тихо закрыв за собой дверь.
– Садись. – Мистина кивнул Правене на лавку возле себя.
Она сделала несколько шагов – с таким чувством, будто попала в берлогу говорящего медведя. Или что прочные дубовые плахи пола могут треснуть на каждом шагу, и она полетит в пропасть. В опасное дело она ввязалась – но разве
