Савийя была прекрасна и одновременно выглядела так, как выглядят сотни аристократических невест, так что, глядя на нее, невозможно было поверить, что совсем недавно окружающие считали ее необузданной дикаркой — цыганкой.
Маркиз повторил свои обеты уверенным и сильным голосом, звучно разносившимся под сводами фамильной церкви.
Голос Савийи был тихим, но в то же время в нем звучала глубокая искренность.
По совету преподобного и чтобы сделать приятное графу Гленкерну, Савийя воспользовалась своим настоящим именем, которое она получила при крещении, — в честь своей матери.
Но, зная, что для маркиза она навсегда останется Савийей, девушка сказала:
— Я, Кончита Савийя, беру тебя, Фабиуса-Александра, в законные мужья…
Накануне вечером маркиз не надел ей на палец кольца, поскольку обмена кольцами цыганский обряд не предусматривал, но в этот день на пальце у Савийи появилось кольцо, которое прежде принадлежало его матери. И маркизу показалось, что оно связало их еще более крепкими узами, чем те, что были между ними прежде.
Ему хотелось торжествующе воскликнуть:
«Ты — моя навсегда, теперь нас связали все мыслимые законы и клятвы!»
Но он заставил себя промолчать.
Когда церемония бракосочетания закончилась, он осторожно отвел фату с лица Савийи и нежно поцеловал ее в губы.
Ее ответный поцелуй сказал ему, что она тронута не меньше него.
Казалось, Преподобный облекся новым достоинством и властью: таким они его прежде не видели. Своей духовной властью он нарек их мужем и женой в подлинном смысле этого слова.
— Я люблю тебя! — шепнул маркиз Савийе, ведя ее под руку по коридору, который вел от церкви в ту часть дома, с которой она была более хорошо знакома.
— Я — твоя жена! — откликнулась она. — И теперь мне хочется, чтобы все знали, что я принадлежу тебе и кто я такая!
— Послезавтра о нашей свадьбе будет напечатано в газете, — с улыбкой сказал маркиз. — И тогда ни у кого не останется сомнений в том, на ком я все-таки женился.
— Ты знаешь, что я думаю не о себе, — прошептала она, — а о тебе.
— Да, я это знаю, — отозвался он. — Но я рад, дорогая, не столько за себя, сколько за тебя. Теперь у тебя есть история, есть корни. Теперь у тебя есть не только семья, во и клан!
— Ты хочешь меня напугать! — с напускной обидой проговорила она, но глаза у нее радостно сияли.
— Я просто напоминаю тебе, что у тебя теперь появилось множество очень серьезных обязанностей. Больше тебе не бродить беззаботно по всему свету.
— Если ты будешь так меня пугать, я убегу от тебя! — пригрозила она, но маркиз знал, что это только шутка.
И в то же время ему почему-то захотелось ответить на ее поддразнивание совершенно серьезно.
— Ты никогда меня не оставишь, потому что я не смогу без тебя жить! — тихо проговорил он. — Ты будешь со мной всегда, Савийя. Мы уже один раз чуть не потеряли друг друга и поэтому я больше не буду спускать с тебя глаз.
Она негромко рассмеялась этим словам, но в то же время понимала, что это правда.
Она не только чуть не лишилась его из-за смертоносных планов его кузена, но и, считая, что действует в его же интересах, попыталась убежать от него вместе со своим табором, разорвав узы, которые связали их каким-то непонятным волшебством.
После свадебного обряда все уселись обедать, но этот свадебный обед разительно отличался от того пира, в котором они принимали участие накануне.
На столе сменялись перемены блюд, которые на серебряных блюдах с фамильным гербом Рэкстонов выносили к столу лакеи в пудреных париках. Все пили шампанское, но на этот раз его наливали в хрустальные бокалы, а не в невероятные золотые кубки, которые ходили среди мужчин, усевшихся вокруг костра в цыганском таборе на лесной вырубке.
Граф Гленкерн рассказывал эпизоды из истории клана Маккернов: об их войнах и вражде, которые составляли столь значительную часть истории Шотландии.
Сэр Элджернон повествовал о странных знаках, которыми были отмечены многие аристократические фамилии, и снова и снова повторял, до чего ему приятно, что именно его знания помогли встретиться Савийе и ее отцу. А все остальные гости были настолько счастливы, что даже напыщенность и самодовольство сэра Элджернона не портили им настроения.
У них была масса тем для разговоров, во время которых было сказано много интересных и забавных вещей. Но маркизу не только хотелось остаться с Савийей вдвоем: он помнил, что утром следующего дня должно было начаться их свадебное путешествие, целью которого была Испания!
— Странно, что я решил провести наш медовый месяц именно в Испании, — сказал он графу.
— Вы обязательно должны навестить родню Кончиты! — сразу же воскликнул тот. — Я отправлю с вами рекомендательные письма. Если вы раньше не были в Испании, то вы сможете убедиться в том, насколько прекрасны там женщины!
— Для того, чтобы это понять, мне достаточно посмотреть на мою жену, — ответил ему маркиз.
Поздно вечером, собираясь постучать в дверь, соединявшую его спальню со спальней новой маркизы Рэкстон, маркиз сказал себе, что день выдался просто отличный.
Не дожидаясь ответа, он сразу же открыл дверь и вошел к Савийе.
В спальне было бы совсем темно, если бы в камине не плясали языки огня.
Маркиз сразу же подумал, насколько естественным было ожидать, что Савийя захочет, чтобы у нее в комнате горел огонь. Пламя составляло неотъемлемую часть жизни цыган — оно было для них почти священным символом.
Несмотря на то, что днем было довольно жарко, к вечеру поднялся холодный ветер, так что тепло камина было как нельзя кстати.
Маркиз огляделся, и в темноте колонны большой кровати с балдахином напомнили ему стволы деревьев, которые окружали их прошлой ночью.
Савийя устроилась перед огнем на шкуре белого медведя.
Маркиз заметил, что она сняла подушки с нескольких кресел и разложила их вокруг себя.
Она сидела совершенно прямо, и ее длинные волосы спускались по спине и груди ниже пояса.
Темнота опять была напоена ароматом цветов, только на этот раз они стояли в вазах. А еще он почувствовал благоухание волос Савийи — тот необычный, завораживающий аромат, который он ощутил впервые в тот момент, когда нес девушку на руках, после того, как сбил ее фаэтоном.
Он остановился и, не выдавая своего присутствия, залюбовался женой.
Спустя несколько секунд она повернула к нему голову, и на губах ее он увидел такую улыбку, а в глазах — такой блеск, что у него вдруг защемило сердце.
— Ты так прекрасна, сокровище мое!
