Кольбер нервно вытер вспотевший лоб.
— Расскажите подробности вашего посещения.
Анжелика описала встречу с Беем, не упустив все комические стороны этого визита. Однако министр не улыбнулся даже тогда, когда Анжелика рассказала о желании перса повторить пытку специально для него.
— Он ничего не говорил о тайной стороне переговоров?
— Ни слова. Просто упомянул как-то мимоходом, что Франция нигде больше не получит такого тонкого шелка, как персидский… И еще говорил о каких-то католических миссиях…
— А не было ли речи о контрдоговорах с арабами или Россией?
Анжелика покачала головой. Министр сидел в глубокой задумчивости.
— В общем, — подытожила Анжелика, — я поработала за вас и за короля.
— Не торопитесь! Вы поспешили и выполнили миссию крайне неэффективно.
— Как так? Я не принадлежу к тем людям, которые обязаны спрашивать у своих повелителей разрешения на посещение других лиц.
— Вы заблуждаетесь, если считаете, что можете поступать, как вам заблагорассудится. Чем выше вы стоите, тем больше вам следует быть осмотрительной, чтобы не ошибиться и не сделать опрометчивый шаг. Вы едва избежали ареста…
— А мне показалось, что я уже нахожусь под арестом.
— Нет, я возьму на себя ответственность за ваше освобождение до тех пор, пока не улажу дело с королем. И прошу вас, будьте сегодня в Версале. Мне кажется, что король захочет выслушать вас. А я скажу ему о том, что вы можете быть полезны при переговорах с Беем.
Он проводил ее и сказал офицерам:
— Она свободна!
Анжелика была так потрясена и обрадована благополучным окончанием вынужденного визита к всесильному министру, что прямо в приемной в изнеможении опустилась в кресло, не обратив внимания, что место иностранца занял другой посетитель. Она пришла в себя только когда услышала его раскатистое «р». Он пригласил ее к себе в карету, ибо как раз собирался возвращаться в Париж.
— Могу ли я узнать ваше имя, сударь? Мне кажется, Что я не видела вас раньше при дворе.
— Нет, видели… Это было в тот день, когда его величество предложил вам стул. Вы двигались с такой грацией и чувством собственного достоинства, что ваши черные одежды казались упреком этим расфуфыренным попугаям.
— Упреком?
— Может быть, это не совсем подходящее слово, но вы так не походили на остальных дам, так выделялись, что мне хотелось крикнуть: «Нет! Нет! Уберите ее отсюда!»
— Слава богу, что вы не сделали этого!
— Да, — вздохнул незнакомец, — с тех пор, как я нахожусь во Франции, я сам не свой!
— Откуда же вы родом?
— Я принц Ракоци, моя родина Венгрия.
Он рассказал Анжелике, что в результате дворцового переворота был вынужден бежать из своей страны.
— Я рада за вас. Но где вы живете во Франции?
— Нигде, сударыня. Я странствую и с нетерпением жду того времени, когда смогу вернуться в Венгрию.
— Вы не боитесь, что вам, может быть, суждено умереть на чужбине?
— Нет. Я вернусь на родину, как только получу помощь от короля. Мне нужна его помощь, чтобы совершить в своей стране революцию. В душе я революционер.
Анжелика в изумлении смотрела на него. Это был первый революционер, которого она видела воочию.
— А почему вы думаете, что наш король окажет помощь деньгами или еще чем-либо для того, чтобы свергнуть другого короля? Монархи страшно боятся таких вещей.
— В своей стране — конечно! Но в других странах…
Анжелика задумалась.
«Известно, что Ришелье помогал Кромвелю французскими деньгами и в немалой степени ответственен за то, что Карл I был обезглавлен, хотя он и приходился кузеном королю Франции».
Анжелика высказала это соображение вслух. Иностранец улыбнулся.
— Я не силен в Английской истории, но знаю, что в Англии вновь восстановлена власть короля. И у них нет людей, способных совершить революцию. То же и во Франции. Но мы, венгры, самый свободолюбивый народ и готовы к революции.
— Но мы, французы, и так свободны, — запротестовала Анжелика.
Тут венгр разразился таким громовым хохотом, что возница замедлил ход и обернулся, потом тряхнул головой и быстрее погнал лошадей. Перестав смеяться, Ракоци воскликнул:
— И вы считаете себя свободной, когда вас только что под стражей привезли к министру?!
— Это была ошибка, — рассердилась Анжелика, — и вы видели, что из-под стражи я освобождена.
— Все равно. Так или иначе они стоят за вашей спиной. Они не отвяжутся от вас до тех пор, пока вы работаете с ними или на них. А это значит, что вы запродали свою свободу и душу. И если вам захочется освободиться от них, то вы можете только бежать.
— Бежать? Что за нелепая мысль! Я достигла высокого положения и чувствую себя превосходно.
— Это ненадолго, поверьте мне. Это не для вашей прелестной головки.
— А чем она вам не нравится?
— У вас голова ангела-мстителя, которым нельзя повелевать или подчинить своей воле и который держит в руках меч Немезиды. Ваш проницательный взгляд словно пронзает человека насквозь. Самая глубокая темница не способна погасить блеск ваших глаз.
— В ваших словах есть доля истины, — качнула головой Анжелика, на губах ее появилась горестная усмешка. — Я очень капризна, но вам нечего меня бояться. Ошибки молодости обошлись мне очень дорого, но зато я поумнела. Эти ошибки многому научили меня.
— Научили, как быть рабыней? Вы это имеете ввиду?
— Вы бросаетесь в крайность, сударь. Если хотите знать мою точку зрения, то на земле вообще нет ни одной совершенной страны. А государство бедных — эта идея повсюду закончилась плачевно. Вы же исповедуете как некий евангелист. Такие заканчивают свою жизнь на кресте. Это не для меня.
— Евангелист должен быть холостым или, по крайней мере, покинуть свою семью. Я же хочу посеять семена свободы. Знаете, о чем я подумал, когда увидел вас? Выходите за меня замуж, и мы уедем отсюда вместе.
Анжелика применила извечную женскую уловку, которая всегда помогала ей выходить из щекотливого положения, — она рассмеялась и тут же переменила тему разговора.
— Ах, поглядите-ка на этих людей. Что они собираются делать?
Они уже въехали в город, и на одной из узких улочек в квартале Сен-Поль толпа веселящихся людей преградила им путь. Больше всего здесь было одетых в лохмотья людей. Толпа соорудила некое подобие виселицы, на которой уже болталось чучело с большим белым плакатом на груди.
Сержант — глава местной полиции — представлял официальную сторону церемонии. Как только чучело закачалось на виселице, два барабана раскатились громкой дробью, и толпа взревела на разные голоса:
— На виселицу мошенников! Смерть ворам!
