И Джеймс сдался. Скользнув ладонями ей под попку, устроил на себе так, чтобы она почувствовала его возбуждение. С тихим протяжным стоном она потерлась о его восставшую плоть, и вся страсть, которую они так старательно сдерживали, вдруг вырвалась на свободу, прорвав самообладание как плотину, которую уже не раз латали. Она вцепилась в его мокрые волосы и просунула язык между зубами; он нырнул ей под рубашку и обхватил грудь, продолжая раскачивать бедрами, приводя их обоих в неистовство.
Близость с ней казалась такой правильной. Удерживая ее за ягодицы, он вышел на берег и мягко опустился на одеяло. Шемизетка облепила ей ноги и грудь, и от легкого летнего ветерка Оливия поежилась. Но только он хотел предложить ей снять мокрую рубашку, как она сделала это сама, стащив через голову одним быстрым движением. Бросив ее в кучу остальной одежды, она откинулась назад, опершись на локти, и улыбнулась – шаловливо, маняще.
Господи, он пропал…
И не желает, чтобы было по-другому.
Джеймс не сводил взгляда с Оливии, пока возился с ширинкой. Мокрые волосы темной массой лежали на плече, щеки раскраснелись, а от зрелища роскошной идеальной груди и длинных гладких ног его сердце заколотилось как безумное. Даже доживи он до ста лет, ему не забыть, как она смотрела на него, преисполненная нетерпеливого ожидания и любви.
Наконец он сбросил бриджи и лег рядом с ней на одеяло. Плоть к плоти, они изучали друг друга, упиваясь каждым тихим вздохом и стоном. Она оседлала его и обводила контуры груди, приостанавливаясь, чтобы лизнуть соски, как кошка лакает молоко. Когда же Оливия начала прокладывать дорожку поцелуев вниз по животу, он остановил ее и перекатил на спину.
– Моя очередь.
Он дотронулся до влажных лепестков ее женственности и нежно раздвинул их пальцами, внимательно наблюдая за лицом Оливии, чтобы понять, что доставляет ей удовольствие. Когда она закрыла глаза и выгнула спину, он опустил голову и вкусил ее, дразня языком, пока мир не взорвался и она не вскрикнула в экстазе.
Потом они лежали рядышком на одеяле, переводя дух. Прямо у их ног журчала вода, с тихим плеском разбиваясь о камни на берегу. Солнце подмигивало с неба, согревая их тела. Эта сцена должна бы успокаивать, умиротворять, но Джеймс был так возбужден, что не замечал никаких красот.
– Это так порочно – лежать голышом на берегу, – промурлыкала Оливия. – Но, признаюсь, мне нравится.
Она склонилась над ним и завладела ртом, прижавшись мягкими холмиками к груди. Рука ее между тем гладила его плоть, и прикосновения эти доставляли ему такое удовольствие, что с губ то и дело срывались стоны.
Не было ничего неуверенного или робкого в том, как она прикасалась к нему, как делала что бы то ни было. Оливия принадлежит к тем женщинам, которые всегда знают, чего хотят, и Джеймсу очень, очень повезло, что она по какой-то неведомой причине возжелала его.
Беда лишь в том, что если она продолжит целовать и ласкать его с такой восхитительной несдержанностью, их любовь закончится раньше, чем по-настоящему начнется. Поэтому он обхватил ее запястья и прижал к одеялу над головой, закрыв глаза в надеже восстановить некое подобие самообладания.
– Я ведь не сделала тебе больно, нет? – послышался ее проказливый голосок.
Он посмотрел на нее из-под ресниц.
– Нет, красавица. Ты околдовала меня.
– Ну, это было не сложно.
– Я серьезно, Оливия.
– Знаю. Я чувствую то же самое и хочу, чтобы между нами все произошло. Прямо сейчас.
У Джеймса кровь вскипела в жилах, в ушах застучало. Он опустился на нее, широко разведя бедра в стороны, и, целуя нежную шейку, стал медленно погружаться в нее. Оливия резко втянула воздух, когда тело ее растянулось, чтобы вместить его.
Ему была невыносима сама мысль о том, чтобы причинить ей боль, и он выдохнул:
– Прости…
– Не надо. – Она нежно обхватила его лицо ладонями. – Это то, чего я хотела, о чем так долго мечтала.
Он не сдерживал свое примитивное, сильное, горячее желание, да Оливия и не позволила бы. Соблазнительная, чувственная и сладкая – вот какая она.
Джеймс не спешил, давая ей привыкнуть к нему, но когда Оливия дернула и обхватила его ногами, позволил инстинкту взять верх. Движения его стали резче, сильнее, затерявшись в ее жаре, сладком запахе и солоноватом привкусе кожи.
Боже, как она прекрасна!
Как бы ему хотелось, чтобы эти мгновения длились вечность, но, черт, он был бы счастлив, если бы удалось продержаться еще хотя бы несколько минут. Но не удалось. Он извергся быстро и мощно, вновь и вновь повторяя ее имя.
Оливия обняла его и спрятала лицо на плече, пока Джеймс переводил дух. Никогда в жизни не испытывал он такого удовлетворения, такого счастья. Он мог бы лежать вот так с ней весь день, но понимал, что Оливии не очень удобно, да и сам чувствовал, как солнце обжигает голую кожу.
Осторожно отстранившись, он лег на бок. От нее невозможно было оторвать взгляд. Волосы обрамляли голову влажной, восхитительно спутанной массой, губы припухли от поцелуев, но на щеке блестел безошибочный след от только что скатившейся слезинки.
Тревога обуяла его.
– Что-то не так? Ты сожалеешь?
– Нет. То есть я не знаю. Меня переполняет столько всяких чувств. – Оливия смахнула слезинку, и Джеймс машинально потянулся за платком, прежде чем вспомнил, что голый.
– Прости, – сказал он снова.
– За что ты извиняешься?
У него возникло впечатление, что он умудрился только сделать хуже.
– За то, что расстроил. Давай я прикрою тебя чем-нибудь. – Одеяло было недостаточно большим, чтобы обернуть ее, поэтому он взял из вороха одежды платье.
Прижав платье к груди, она села и шмыгнула носом.
– Спасибо.
А он вдруг открыл зонтик и протянул ей.
Она вскинула на него глаза, моргнула и расхохоталась.
– Что?.. – Джеймс в недоумении принялся озираться по сторонам.
– Ты очень любезен… – Она икнула, давясь от смеха, – но я просто никогда… – ик!..
– Что «никогда»?
Оливия вытерла выступившие на глазах слезы.
– Не видела голого мужчину с кружевным зонтиком в руках.
Он вручил зонтик ей, подумав при этом, как хорошо, что можно не стесняться своего тела… и как ему нравится слышать ее смех.
Джеймс схватил бриджи и выжал над водой, прежде чем натянуть на себя, мокрые и жесткие. Пришло время им с Оливией серьезно поговорить о своем будущем, а это значительно легче сделать, когда на нем будет хоть какая-то одежда.
Они занимались любовью, и это все изменило. Может появиться ребенок. И если так, то Джеймс не должен находиться в Египте, когда он родится. Как древние руины во время песчаной бури, его мечта рушилась.
– Хочешь пить?
