не появлялся в Хоторндене, пытаясь найти новую работу.
– Ты можешь остаться здесь, – как-то шепнула ему Хейзел, валяясь в постели, через несколько дней после появления Берджесса. Джек натянул поношенную рубашку и куртку, брошенную на спинку ее кресла.
– Я не могу просто остаться здесь, – возразил он, поплескав холодной водой на щеки. – Мне нужно найти работу. Кто знает, сколько времени пройдет до открытия театра. Если воровать тела теперь слишком опасно, придется придумать что-то другое.
– Это действительно слишком опасно, Джек, – сказала Хейзел. – Мы не знаем, кто схватил Мунро и почему. А полицейские не собираются помогать воскрешателям – даже если предположить, что сами они не связаны с похищениями. Пожалуйста, пожалуйста, обещай мне, что ты не пойдешь снова выкапывать тела!
– Обещаю, – пробормотал Джек.
Он зашнуровал башмаки, поцеловал Хейзел в лоб и пешком ушел из Хоторндена. С тех пор она его не видела.
20 декабря 1817 года,
Генри-стрит, дом № 2,
Бат
Моя драгоценная Хейзел!
Весть о твоей помолвке наконец-то достигла Бата, и я совершенно счастлива. Как радостно сознавать, что о тебе есть кому позаботиться и твой кузен Бернард все-таки станет твоим мужем. Единственное, что в последнее время было способно меня столь же сильно порадовать, это выздоровление Перси (слава Господу!) от простуды.
С нетерпением жду встречи с тобой и твоим будущим мужем во время сезона в Лондоне. Как тебе известно, в следующем году Перси отправится в Итон. Я думаю, мне лучше будет остаться в Лондоне, чтобы быть к нему поближе, на случай если вдруг его простуда вернется.
Я очень горжусь тобой.
Твоя любящая мать,
леди Лавиния Синнетт.
Она выходит за герцога, или за графа, или за барона. За кого-то из них. В чем между ними разница? И какое все это вообще имеет значение? Все они жили в больших домах и ничем особо не занимались, только раздавали приказы слугам и выбирали, какой из вышитых платочков положить сегодня в карман. Неудивительно, что именно аристократы придумали медицину и математику, – им пришлось, просто от скуки.
Театр был все так же закрыт из-за эпидемии. Джек вот уже много месяцев не получал жалованья, а без дополнительного дохода от продажи новых тел анатомам его положение становилось все более и более ненадежным.
Сначала он отправился на верфь, надеясь, что молодость и крепкое сложение помогут ему найти место строителя кораблей. Но работы в Лейте почти не было. Бригадир рассмеялся Джеку в лицо, когда тот спросил о месте.
– Пришлось уволить двадцать человек в этом году, – сказал он. Потом шмыгнул носом и сплюнул в сторону. – Извини, парень.
Казалось, куда бы он ни пошел, везде уже сидела очередь из дюжины мужчин старше и опытнее его, ждущих шанса встретиться с хозяином и уговорить его взять их на работу с достойной дневной оплатой.
– Слышал, есть работа в Ньюкасле, – шепнул Джеку один мужчина после того, как их обоих не взяли каменщиками. – Если тебя здесь ничего не держит. И в Америке – вот где можно заработать настоящие деньги, если переживешь путешествие.
Джек вежливо кивнул, но сама мысль о том, чтобы увеличить расстояние между ним и Хейзел еще хоть на милю, казалась невозможной. Куда он мог уехать, если она оставалась здесь? Но как он мог просить ее отказаться от графа, если не мог даже найти достойный заработок? В последнее время, видя ее лицо – чистое, не считая пота, выступающего от непрерывных обходов больных и осмотров новых пациентов, – Джек чувствовал всепоглощающий стыд, словно они двое принадлежали к разным видам. Ему отлично удавалось торговать телами, видит Бог, это правда – удавалось их выкапывать, и не попадаться, и убеждать докторов в накрахмаленных сорочках накинуть несколько фунтов сверху.
Даже если вспомнить о похитителях, это не могло быть опаснее работы в карьере или шахте. Джек смог бы с ними справиться: он умнее, чем Мунро, и намного лучше дерется. Он обещал Хейзел, это так, но ей никогда не приходилось ложиться спать с пустым животом, сжимая одеяло в кулаке и мечтая поскорее провалиться в сон и больше не чувствовать, как скручивает желудок от голода. Она не знала, каково это – жить в городе без пенни в кармане, понимая, что только собственная смекалка поможет спастись от холода и недоедания. Она всегда жила в безопасности.
А Джека бедность сделала уязвимым, и она же придала ему безрассудства.
– Вы слышали о парадоксе Тесея?
Ужин в Алмонт-хаус был устроен якобы для того, чтобы отметить помолвку Хейзел и Бернарда, хотя они сидели по разные стороны обеденного стола, причем Хейзел оказалась рядом с бароном Уолфордом, который, разглагольствуя, наклонялся к ней все ближе и ближе, а Хейзел отчаянно пыталась отклониться как можно дальше, при этом не перевернув стул. После четырех перемен блюд барон был так близко, что Хейзел видела брызги слюны на его губах. Его смрадное дыхание вызывало слезы на глазах.
– Да, милорд, на самом деле я…
– Это сложная философская идея, но из тех, что можно легко объяснить женщине в виде истории. Представьте огромный корабль. Со временем части этого корабля прогнивают. Но каждую гнилую доску тут же заменяют новой. Со временем каждый кусок дерева, из которого был построен первоначальный корабль, заменяется на новый. Это по-прежнему тот же самый корабль?
Через несколько мест от них поднялся лорд Алмонт.
– Нет! – с восторгом воскликнул он, указывая на Уолфорда. – Другой корабль. Совсем другая древесина.
– А, – сказал барон, – в таком случае когда же корабль перестал быть тем самым кораблем?
Выкрик лорда привлек внимание всей комнаты. Бернард поднялся следом за отцом.
– Где-то на половине. Когда половина была заменена, он перестал быть тем же самым кораблем.
– Даже несмотря на то, что все вокруг по-прежнему называют его кораблем Тесея? – тихо сказала Хейзел.
Все взгляды обратились к ней. В том числе и раздраженный – Бернарда.
– Да, дорогая, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Неважно, как называют его люди. Как только заменена половина, это больше не тот же самый корабль.
– Некоторым женщинам, – обратился лорд Алмонт к сыну, – еще только предстоит запомнить, что смотреть на них нам нравится больше, чем слушать.
Барон Уолфорд хохотнул, отчего его фальшивый глаз крутанулся в глазнице.
– Ага! Но теперь вернемся к кораблю. Представьте, что вы собрали всю испорченную древесину, которую заменили, и собрали второй корабль, в Британском музее. Который из кораблей тогда будет кораблем Тесея? Тот, который
