— Если я поцелую вас вот сейчас, тут же, — проговорил он, — вы по-прежнему будете считать, что созданы для мудрой жизни, что должны посвятить себя исполнению своего долга? Нет, конечно же нет. Вам хорошо известно, что, несмотря на все ваше сопротивление, мое приближение к вам заставляет звучать в вас другой голос, другой зов.
— Это бесчестно с вашей стороны, Гийом, — то, что вы делаете!
— Разумеется, бесчестно, но вовсе не по отношению к вам, а к Филиппу! Если я был вынужден поступить вероломно по отношению к нему, то нечестным с вами я никогда не был. Я не переставал кричать вам о своей уверенности в том, что мы фатально обречены любить друг друга. Так будет, мой нежный друг, я знаю. Как и вы сами. Если бы вы испытывали ко мне лишь чувство честной родственной дружбы, почему тогда встречи со мной вызывают у вас такое волнение?
Флори закрыла глаза. Чтобы не видеть его, лицо которого было так близко? Или бессознательно ожидая поцелуя? Ее окутывал запах кожи, пота и амбры. Все это было частью его самого.
Гийом не поцеловал ее.
— У вас будет ребенок, — продолжал он, — но его появление ничего между нами изменить не может. До его рождения я сумею не докучать вам, буду уважать ваше ожидание. А потом, дорогая, потом, что бы вы ни говорили, ни он и никто другой не помешает мне прийти к вам, взять вас и увести в свое жилище, в мир моих мехов и звериных шкур, среди которых я уже вижу вас обнаженной, отдающейся, исходящей стоном под моим пожирающим вас телом!
Флори больше ничего не слышала. Она чувствовала, как плавится в этом огне. Не в силах поднять глаза, она ослабела и потеряла сознание.
Гийом замер на несколько секунд, созерцая ее, беззащитную, откинувшуюся на высокую спинку кресла. Поколебавшись, он выпрямился и позвал Сюзанну.
— Твоей хозяйке плохо, — сообщил он, позаботься о ней. Передай от меня хозяину, что состояние кузины не позволяет нам сегодня отужинать вместе. Я ухожу. — Коротким жестом он указал на меха: — Да скажи ему, что его супруге остается лишь выбрать что-то из этого. И пусть она потом отошлет мне то, что ей не подойдет.
В этот момент дверь отворилась. Окончив работу на улице Кэнкампуа, к дочери пришла Матильда. Она знала, что вернувшаяся накануне из путешествия Флори чувствует себя сильно уставшей.
Входя в комнату, она увидела готового уйти Гийома. Несмотря на обостренное сознание абсурдности своего влечения, не пробуждавшего ни малейшей взаимности, сердце в ее груди подпрыгнуло. Она рассердилась на себя. Разве она не покончила навсегда с этим безумием?
Она окинула взглядом комнату, увидела лишившуюся чувств Флори и направилась к ней. Меховщик в нескольких словах повторил ей сказанное ранее служанке.
— Мои дети будут сожалеть о вашем уходе, который лишит их вашего общества.
— Я думаю, что эту встречу следует отложить на другое время. Судя по состоянию вашей дочери, ей нужно отдохнуть. Когда она будет чувствовать себя лучше, мы сможем наметить для этого другой день.
Он откланялся и вышел.
Матильда была ошеломлена этой встречей. Ее недовольство собой усиливалось тем, что с некоторых пор ей казалось, что она совладала со своим бунтом, со взрывом своей страсти. Безумие, овладевшее ею весной, рассеялось. Она убеждала себя в этом. Не грозят ли ей повторения этой весны?
Вышедшая из комнаты Сюзанна тут же вернулась со стаканом, наполненным какой-то темной жидкостью.
— Это сердечное средство, прописанное мадам Шарлоттой для подобных случаев, — объяснила Сюзанна. — Вы поможете мне? Надо, чтобы она выпила.
Матильда поддержала голову дочери, озабоченно глядя на ее лицо, пока Сюзанна старалась влить между бесцветных губ несколько глотков лекарства. Молодая женщина довольно быстро стала приходить в сознание и наконец открыла глаза.
— Вам лучше, дорогая?
— Кажется… да…
Она внезапно покраснела и прижала к щекам ладони.
— Никогда бы не подумала, что можно то и дело терять сознание!
— Причиной тому ваше состояние, мое дитя. Во время беременности это случается очень часто.
Флори словно искала кого-то взглядом.
— Ваш кузен ушел, чтобы не утомлять вас своим присутствием за ужином, — сказала Матильда, наблюдая на выдававшей молодую женщину неловкостью. — Он просил меня извиниться от его имени перед Филиппом и вами.
— Я долго была без сознания?
— Думаю, что нет. Когда я вошла, рядом с вами была Сюзанна, а господин Дюбур уже уходил. Он мне сказал, что вам только что стало плохо.
Флори устало поднялась и сделала несколько шагов, опираясь на руку матери.
— Мне теперь лучше, все прошло, — проговорила она, опустив глаза.
— Приляг еще ненадолго, дочка, и расскажи мне о том, как вы жили в Пуасси, я же ничего не знаю.
Все лето, за исключением нескольких последних недель, Флори удавалось посылать письма родителям.
— Все время было заполнено состязаниями, ухаживаниями, пикниками, катанием на лодках по Сене, охотой, танцами, всевозможными играми. Вы же знаете склонности нашей юной королевы и ее вкус к развлечениям.
— В них участвовал и король?
— Порой да, но не всегда. Он любит охоту, игру в лапту, плаванье. Танцы, как и более легкомысленные удовольствия, вызывают у него скуку. Он предпочитает им дальние прогулки, во время которых любит весело поболтать с приближенными. Порой ему приходится уединяться для работы, чтобы поразмышлять, поучиться всему тому, что должен знать монарх. Он глубоко вникает в каждое дело, во все детали, во все организационные дела, вызывая уважение у тех, кто к нему приходит. К тому же он теперь всецело поглощен приготовлениями к крестовому походу, который решил предпринять после своего чудесного выздоровления как можно скорее.
— Да, в самом деле, дочка. Ваш брат Арно часто говорит с нами об этом грандиозном проекте, интересующем стольких людей. Несколько недель назад многие студенты решили присоединиться к этой экспедиции нашего монарха. В университете только об этом и говорят.
Щеки Флори снова приобрели обычный цвет, сменивший бледность, так обеспокоившую ее мать в начале их разговора.
— Вы знаете, дорогая, что ваш брат Бертран, по-видимому, все больше и больше влюбляется в Лодину? — проговорила Матильда, меняя тему разговора.
— Летом, когда к нам приезжала на некоторое время Алиса, она часто говорила со мной о первых шагах этой любви. Признаться, я была удивлена.
— Ваш брат всегда проявлял явную склонность к женщинам и девушкам из ближайшего окружения.
— Это верно, но ведь Клодина еще совсем ребенок.
— Вы считаете, дорогая? Мелковата, хрупка — да, но при кажущейся хрупкости она тверда и наделена той спокойной энергией, которая всегда преодолевает трудности. Мне кажется, что под ангелоподобной внешностью умненькой девочки скрывается весьма закаленный характер и что она будет решительной женщиной, по крайней мере, в тех делах, которые будет принимать близко к сердцу.
