ехали не торопясь и почти не разговаривая, так что Феба даже задремала, привалившись к его плечу, но вот показался отцовский дом, и Тревельон увидел отца со старым Оуэном. Он помахал им рукой, но отец сказал что-то Оуэну и остался на месте, ждать их приближения, а старик конюх скрылся в конюшне.
Лицо отца было суровым. Морщины еще яснее обозначились на иссушенных непогодой щеках.
— Что-то случилось? — встревожился Тревельон, останавливая лошадь.
Отец поймал поводья и, взглянув на сына, жестко произнес:
— Джеффри Фэйр вернулся. И Агнес пропала.
Мистер Тревильон, казалось постарел на десяток лет и выглядел глубоким стариком.
— Агнес, должно быть, подслушала, как Том и Оуэн говорили о возвращении Фэйра. Вот она и взяла лошадь, задумав повидать этого мерзавца…
По коже Фебы поползли мурашки страха, стоило подумать о том, что может случиться с Агнес, а еще о том, что может предпринять Тревельон: ведь за его голову обещана награда.
— Вам обоим нужно оставаться здесь, — приказал Джеймс, внезапно жестко; исчезли легкость и смех, исчез тот Тревельон, который только что подарил ей сладость любви. — Идемте.
Он спешился и, прежде чем Феба успела сказать хоть слово, схватил ее за талию и поднял с седла.
— Джеймс… — начала было она, пытаясь придумать слова, которые могли бы его остановить. Но что она могла сказать? Кто-то же должен вернуть Агнес домой: ей опасно встречаться с этим человеком, который был ее отцом!
— Джейми, тебе нельзя! — вскричал мистер Тревельон, и голос его осекся. — Они закуют тебя в кандалы!
— Я должен, — ответил тот сухо. — Присмотри за ней.
Феба услышала удаляющийся стук копыт и, дрожа от страха, протянула руку вперед.
— Он уехал? Бросил меня?
— Да, но он вернется, — заверил ее мистер Тревельон, но ей показалось, что сам не верил собственным словам.
Что, если Джеймса арестуют? О господи!
— Мы должны его догнать! — взмолилась Феба.
— Без толку и пытаться, — отмахнулся старик. — Никто не догонит моего Джейми, если он на коне!
— Но…
Она почувствовала, как к ее руке прикасается чужая рука: мужская шершавая, с мозолистой ладонью. Ей совсем не хотелось, чтобы за ней «присматривали», и уж тем более чтобы делал это суровый мистер Тревельон.
— Идем, девочка, — сказал старик.
В его голосе слышалась такая усталость, что у нее не хватило духу противиться. Феба ухватилась за его за руку, и вместе с мистером Тревельоном они пересекли двор и вошли в дом.
— Посидим-ка мы там. — Старик повел Фебу по коридору в дальний конец дома, где ей еще не приходилось бывать.
— Где мы?
— В библиотеке.
Она удивленно повела бровью.
— У вас есть библиотека?
— Есть, конечно.
Она налетела на что-то твердое правым бедром.
— Здесь стул.
— Благодарю, — сухо сказала Феба и села. — Вы знаете, что сделает Джеймс, если Джеффри Фэйр хоть пальцем тронет Агнес?
В библиотеке пахло кожей и пылью. Мистер Тревельон, явно не настроенный на приятную беседу, судя по голосу, мерил шагами дальний конец комнаты.
— Не ваше это дело, миледи.
Феба поерзала на мягком, но неудобном сиденье, не в настроении терпеть обычный сварливый тон мистера Тревельона. После того, что было днем, интимное местечко немного саднило, к тому же новоиспеченный любовник только что бросил ее, причем самым бесцеремонным образом, и, что еще хуже, как раз в этот момент мчался навстречу аресту или гибели.
— Нет, очень даже мое! Поскольку живу в вашем доме и испытываю глубокую привязанность и к Агнес, и к вашему сыну, я имею право вмешаться. Что касается его, касается и меня.
— Я не хотел бы, чтобы мой сын… — начал было старик, но Феба перебила его с интонациями дочери герцога в голосе:
— Мистер Тревельон, прошу вас не уклоняться от темы разговора.
Этот прием она использовала редко, но в эффективности его не сомневалась.
Воцарилось тяжелое молчание, а потом старик Тревельон вдруг рассмеялся. Это было так неожиданно, что она даже вздрогнула. Невеселый это был смех, натужный какой-то. Было понятно, что очень давно он не смеялся, и, должно быть, разучился.
— Вот ведь напасть: так просто не отвяжешься, — проговорил он едва ли не восхищенно.
— Благодарю, — скромно проговорила Феба. — А теперь, будьте так добры, расскажите все, что вам известно, или мне придется обратиться с расспросами к старому Оуэну. Думаю, это изрядно смутит беднягу.
— Оно так, — вздохнул старик и подошел ближе. — Не желаете ли глоток французского коньяка, мадам? Мне бы точно не помешало.
Феба припомнила, как Джеймс упоминал о контрабандистах, и решила, что не стоит спрашивать, каким образом напиток попал в дом.
— Да, пожалуйста.
Она услышала звук вынимаемой из графина пробки, бульканье жидкости, а потом ей в руку дали стакан.
— Лучше пейте маленькими глотками, — предупредил мистер Тревельон. — Это не пиво и даже не вино.
Феба осторожно понюхала содержимое стакана: аромат был головокружительным, — сделала маленький глоток и едва не поперхнулась: горло будто огнем охватило.
Мистер Тревельон рассмеялся, но совсем не зло.
— Ну и как?
— У меня правило: не судить о напитке по одному-единственному глотку, — храбро заявила Феба.
— Мудро, — согласился старик.
Она сделала еще глоток, совсем крошечный, но на этот раз задержала напиток на языке, пытаясь распробовать вкус. Ощущение было ни с чем не сравнимое.
— Как вы поняли, наша Долли не такая, как все, — начал мистер Тревельон.
Феба обернулась в его сторону и приготовилась слушать.
— Да. Джеймс рассказал, что с ней произошло… — Как бы выразиться поделикатнее? — В общем, я знаю тайну рождения Агнес.
Последовала недолгая пауза, потом послышался тяжелый вздох, а когда он заговорил опять, голос его звучал ровно.
— Мать Долли очень мучилась родами. Повивальная бабка думала, что младенец не переживет первой же ночи, но девочка выжила. И вы, возможно, подумаете — напрасно.
Фебу передернуло. Она вовсе так не считала, но разве кому-то интересно ее мнение?
— А вы?
— Нет! — прозвучало резко и страстно. — Когда Долли стала старше, когда стало ясно, что она никогда не будет такой, как другие девочки, мои соседи и викарий стали твердить, что было бы лучше, если бы она не выжила. Я всех их гнал прочь. Видели бы вы лицо викария! Он был в ярости оттого, что ему указали на дверь!
Феба услышала, как он пьет, и тоже сделала маленький глоток коньяку, понемногу осваиваясь с ощущением разливающегося по горлу огня. Мистер Тревельон мог грубить сколько угодно, но она знала, как он любит Долли, и от всей души сочувствовала ему.
— Для моей жены она была лучиком света в жизни, — добавил
