— Фредди? — Изабелла задумчиво погрызла кончик карандаша. — Он был очень добр ко мне и маме, когда папы не стало. Он приносил мне игрушки, а мама… смеялась, когда он приходил. — Тут между ее бровями залегла крохотная складочка. — Но однажды я слышала, как дворецкий говорил маминой горничной, что он остроязычный демо… деми…
Не вспомнив нужного слова, Изабелла пожала плечами.
«Демагог», — догадался Джек. Ему тут же захотелось узнать, что именно имел в виду дворецкий маркизы, и он сделал в уме пометку о том, чтобы осторожно навести справки о прошлом златовласого итальянца.
— Понятия не имею, что ты имеешь в виду, — произнес Джек. — Но люди часто говорят всякие глупости, так что я бы на твоем месте не стал переживать из-за этого.
Изабелла нарисовала высокие ботфорты и стала заштриховывать их карандашом.
— Я скучаю по Италии, — проговорила она. — Но мама говорит, что мы никогда не сможем вернуться туда.
— Не сможете? Почему?
Девочка еще раз пожала плечами, причем приподняла их так высоко, что коснулась ими ушей.
— Мама не объясняет, — сказала она. — Когда я спрашиваю ее, она отвечает одно и то же.
Скривив губы, Изабелла понизила голос и с пугающей точностью воспроизвела строгий тон матери:
— «Мы должны думать о будущем, tesoro, а не о прошлом».
Если бы они говорили не о столь серьезных вещах, Джек рассмеялся бы. Вместо этого он задумчиво посмотрел на чаек, круживших над их головами. Еще одна тайна маркизы.
— Что ж, наверное, у нее есть причина так говорить, — заметил он.
Изабелла принялась рисовать пирату устрашающих размеров пистолет.
— Может быть, она убила кого-нибудь на дуэли, — сказала девочка.
Тут уж Джек не смог сдержать улыбки.
— У вас очень богатое воображение, мисс Изабелла, а для человека, занимающегося искусством, это большое достоинство, — промолвил он. — Однако в реальной жизни тебе надо быть внимательнее и не говорить столь чудовищных вещей.
— А я не всегда все придумываю. — Украдкой посмотрев на мать, Изабелла придвинулась ближе к Джеку и прошептала: — Мне не следует говорить об этом, но мы очень спешили, уезжая из Каза-Нероли. Была ночь, и я даже не смогла захватить с собой любимую куклу.
Джек взъерошил ей кудряшки.
— Да может быть масса причин, заставивших вас уехать в столь неподходящее время, — сказал он. — Путешественники должны учитывать очень много вещей: расписание паромов, время для пересечения границы, подходящие световые часы для проезда по горным дорогам.
Похоже, ему не удалось убедить Изабеллу.
— Возможно, — сказала она. — Но Перри считает, что все это неспроста.
— А знаешь, что считаю я? — спросил Джек.
Карандаш застыл в воздухе.
— Я считаю, что вам с Перри надо прекратить чтение всех этих кровавых сказок про пиратов. — Однако не успел Джек договорить, а в его голове уже мелькали десятки возможных причин весьма странного поведения маркизы.
На пистолетах с двадцати шагов?
Нет, совершенно невозможно представить себе, что маркиза Алессандра делла Джаматти способна кого-то убить. Однако дружок Изабеллы совершенно прав: все это что-нибудь да значит.
Бронзовые фрагменты необходимо опустить в кислоту, чтобы растворить многовековые отложения, а кусочкам стеклянной мозаики надо устроить пару тестов, чтобы определить ее происхождение… Алессандра пыталась сосредоточиться на работе, однако перед ее внутренним взором все время вставала одна и та же картина: вооруженный мечом рыцарь борется с огнедышащим драконом.
Если бы только…
Если бы только сказочные фантазии могли оживать. Алессандра посмотрела на Джека, который уверенно и ловко водил карандашом по бумаге, и на Изабеллу, восхищенно глазевшую на него. Сейчас его красивое и мужественное лицо не было таким грозным, как когда-то. Если присмотреться, то можно заметить некоторую мягкость в его точеных чертах и тепло в черных глазах. Они похожи на растопленный шоколад…
Алессандра пригубила вино, вспоминая сладкий вкус его губ. Его поцелуи пробудили в ней множество самых разных чувств, которые она прятала в своем сердце вместе с прошлым.
Она все спрашивала себя, что же хотел сказать Джек за мгновение до того, как Фредерико испортил тот чудесный момент своей дурацкой выходкой. В его глазах вспыхнул какой-то странный огонек. Как будто, несмотря на их прежние стычки, он готов был предложить ей помощь.
Свежий порыв ветра пронесся над водой, холодный соленый воздух вихрем закружился вокруг парусины и пеньки тросов. Алессандра подставила лицо ветру. Ее взгляд следил задыханием океана, затем, как могучие темно-зеленые волны перекатываются по его поверхности одна за одной с неутомимой силой, в каком-то таинственном ритме.
Ах, если бы она могла сейчас воззвать к его чувству юмора…
Раскрыть свои секреты?
Внутри у нее что-то шевельнулось. О нет, она не осмелится. Ему будет противно, если он узнает правду. Уж пусть лучше лорд Джеймс испытывает к ней неприязнь, чем презрение. Алессандра даже представить себе не могла, что подумает Джек, узнав, что она была соучастницей убийства.
Чудовищной преступницей. А вскоре станет вероломной воровкой. Женщиной, предавшей все принципы, которые ей дороги.
Черный Джек Пирсон мог бы стать героем для какой-нибудь счастливицы. Но увы, не для нее.
— Черт возьми! — воскликнула Кейт, глядя на последнее письмо Алессандры.
Кляксы на аккуратных строчках выглядели весьма подозрительно.
— Прошу прощения, мисс Кэтрин?
Пожилой дворецкий оглянулся на нее, держа в руках поднос, — настоящая симфония из серебра, начиная с его тщательно причесанной серебристой гривы волос и заканчивая изящными кастрюльками и сверкающим фамильным блюдом, которое он бережно держал затянутыми в серо-голубые перчатки руками.
Кейт покосилась на свое отражение в блестящих поверхностях — эта привычка появилась у нее еще в те дни, когда она путешествовала по морю, и безмерно раздражала ее величественного деда.
— Ничего, Симпсон, — ответила Кейт. — Я просто разговаривала сама с собой.
Еще одна выходка, которая довела герцога до ярости. К счастью, его увлекли в кабинет — просматривать бухгалтерские книги с управляющим его поместьем Кентшир.
— Очень хорошо, мэм.
Поклонившись, дворецкий молча вышел из комнаты, несмотря на тяжелый груз драгоценного металла в его руках.
Вздохнув, Кейт снова посмотрела на письмо.
— Как жаль, что Шарлотта уехала из Лондона, — пробормотала она спустя мгновение, обращаясь к самой себе. — Боюсь, у нас возникла более серьезная проблема, чем эссе Хантфорда.
