Марк очень хотел, чтобы все произошедшее не коснулось брата. Несмотря на то что Смайт был старше, их выковали в одной кузнице. Смайт был наковальней, Марк — молотом. В детстве и юности они не раз ссорились, но, когда судьба наносила настоящий удар, они встречали его лицом к лицу.
Может быть, Смайт был прав. Может быть, все действительно просто. Ошибочное суждение.
Но насколько же ошибочное… Он хотел ее, да — но ведь ему приходилось желать женщин и раньше. Марк знал, что такое физическое влечение. Но в случае с Джессикой… Он хотел ее. Он хотел завоевать ее расположение. И ему казалось, что она поняла его, по-настоящему поняла, увидела, какой он на самом деле, со всеми достоинствами и недостатками. Поэтому он встретил не просто отказ. Он хотел узнать ее, не только ее тело, но ее всю.
А она не хотела узнать его совсем.
— Хотел бы я, чтобы все было так просто.
— Да конечно же это просто, — возразил Смайт. — Я точно знаю, почему ты так оплошал.
— В самом деле?
— Да. — Смайт похлопал его по плечу. — Потому что ты идиот.
Марк усмехнулся. Совсем слабо, но зато по-настоящему. Значит, жизнь после Джессики все же возможна. Ему только кажется, что его сердце разбилось на тысячи кусочков. Он выживет.
— Возможно, — ответил он. — Но знаешь — у нас это семейное.
Визитная карточка, которую Джессика так предусмотрительно сохранила, привела ее во второй этаж дома в Чипсайде, где располагалась квартира Пэррета. Молодая служанка впустила ее внутрь и проводила в какую-то полинявшую гостиную. Белая краска на стенах пожелтела, а коричневая обивка с течением времени превратилась в песочную. Даже деревянная мебель как будто выцвела. Джессика села на стул; он угрожающе скрипнул, хотя она была совсем легкой.
Она страшно устала. После ухода Марка они с горничной не спали всю ночь, собирая и упаковывая вещи, чтобы успеть к утреннему поезду. К рассвету чемоданы Джессики были уложены в экипаж, который доставил их на вокзал в Бате. Поезд, однако, опоздал, и Джессике пришлось провести на пропахшей дымом станции целых два часа.
Последние несколько монет, что у нее были, она истратила на билеты для себя и Мари. По прибытии в Лондон Джессика нацарапала коротенькую записку поверенному с просьбой дать девушке немного денег и предоставить самые лучшие рекомендации. Она знала, что скоро ей не понадобится горничная.
После путешествия все ее тело болело. Было странно думать, что простое сидение на одном месте может быть таким утомительным, но вагон сильно раскачивался взад и вперед, и непривычный шум никак не давал Джессике расслабиться и подремать. Но таким образом у нее было время все обдумать, и к тому моменту, как поезд въехал в Лондон, она уже знала, как будет действовать.
Она собиралась делать то же, что и обычно. Выживать.
Занавески в гостиной мистера Пэррета были подняты; из окна открывался вид на серую лондонскую улицу. Может быть, дело было не в полинявших цветах. Может быть, краски поблекли только для нее.
— О боже мой.
Джессика обернулась. В дверях, держась одной рукой за косяк, стояла маленькая девочка.
— Вы леди? — спросила девочка.
Несомненно, это была дочь Пэррета. Его невыразительные черты в этой девочке странным образом преобразились в деликатные и тонкие. Найджел Пэррет не солгал — его дочка действительно была очаровательна.
— Нет, — сказала Джессика. — Я не леди.
Девочка распахнула глаза от удивления и сделала шаг вперед.
— Но вы не можете быть джентльменом! — воскликнула она. — И вы не похожи на служанку.
На вид ей было года четыре — чуть меньше, чем младшей сестре Джессики, Эллен, когда она видела ее в последний раз. Конечно, она была еще слишком мала, чтобы разбираться в тонких различиях между женщинами.
— Белинда! — раздался из холла голос Пэррета. — Милая, где твоя гувернантка? Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не беспокоила моих гостей?
— Мисс Хорас уснула.
Пэррет вошел в комнату и подхватил девочку на руки.
— Хорошо. Тогда я только…
Он замер и посмотрел на Джессику. Улыбка тут же исчезла с его лица.
— А. Это вы! Это из-за вас меня выпроводили из Шептон-Маллет. Из-за вас я потерял кучу денег, вам это известно? Репортерша.
Возможно, он был прав. Теперь судьбе угодно было сделать из нее репортершу. Джессика молча поклонилась.
— Я знал! — Пэррет прижал дочь покрепче и слегка отвернулся от Джессики, словно прикрывая юную Белинду от тлетворного влияния женщины, которая владеет профессией. — Я знал это с самого начала. Ну что, пришли позлорадствовать? Вы получили эксклюзивное интервью. С тех пор как сэр Марк выбросил меня за ухо, мне не о чем писать. Полагаю, вы очень и очень довольны.
— Нет, я совсем не довольна, — возразила Джессика. — Но я пришла затем, чтобы рассказать вам кое-какую историю. Я уже записала часть ее.
— Ага, теперь вы передо мной пресмыкаетесь. — Он фыркнул. — И с чего вы решили, что я буду иметь с вами дело?
— Потому что в противном случае я обращусь к вашим конкурентам. У них нет такой репутации, как у вас, но что поделать…
— Обращайтесь! Какая мне разница!
Не отвечая, Джессика расстегнула цепочку на шее, сняла ее и положила поверх бумаг, которые принесла с собой.
Пэррет уставился на нее во все глаза.
На цепочке был перстень сэра Марка. В самом центре тускло поблескивал черный оникс.
Пэррет медленно опустил девочку на пол.
— Белинда, — тихо сказал он, — иди и найди свою гувернантку.
— Но я хочу послушать, что расскажет леди.
— Иди. Сейчас же.
Он подождал, пока девочка выйдет из комнаты, медленно подошел к столу и взял в руки цепочку с перстнем.
— Ага, — протянул он. — Ну что ж. Это как раз одно из возможных осложнений, которые пришли мне в голову в Шептон-Маллет. Мне не хотелось об этом думать. В конце концов, у меня не было цели разрушать репутацию сэра Марка.
Как и у нее. Джессика долго думала над тем, как ей поступить. У нее было не так уж много способов заработать себе на жизнь, и она не собиралась — не могла — опять начать торговать своим телом. Но даже если не продавать себя… она все равно могла продать свою честность.
В вас есть определенного рода чистота. Так сказал однажды Марк. Может быть… может быть, после всего, что было сказано и сделано, ей удастся и обеспечить свое будущее, и сохранить этот последний оплот самоуважения?
— Полагаю, вам стоит рассказать мне свою сказку, — заявил Пэррет, усаживаясь в кресло.
Джессика сделала глубокий вдох.
