Серену обуял истерический смех. Он прощает ее?
— Но, сэр, я искренне благодарна вам за преподанный урок. А синяки со временем поблекнут.
Она по-прежнему сидела с закрытыми глазами, запрокинув голову.
— Мне жаль, что дело дошло до такого, — с трудом выдавил он. — Я лишь осуществил право отца наказать непослушную дочь. И сделал не более того, что требовали обстоятельства.
— Вы так считаете? — безразлично бросила она.
Ее немногословие выводило его из себя. Что, если она откажется занять место за столами? Откажется уговаривать Саттонов? Он не мог побоями заставить ее подчиниться, поскольку она должна появляться на публике.
— Насколько мне известно, у Саттонов сегодня вечером званый обед, — заметил он с ободряющей улыбкой.
— Совершенно верно, сэр.
— И ты там будешь.
— Если вы обойдетесь без меня в салонах.
— Конечно-конечно… ничего сложного. Я пообедаю и закрою главный салон.
Он потер руки.
— Надеюсь, ты хорошо проведешь время, Серена. Разыгрывай светскую даму… пусть тебя ничто не волнует… проведешь приятный вечер в прекрасном обществе.
— Вы слишком добры, сэр.
Ее тон был спокойным, равнодушным.
Он немного постоял, продолжая потирать руки, после чего бессильно опустил их. Молчание затягивалось.
— В таком случае я тебя оставлю. Уверен, что у тебя много дел.
— Я должна посоветоваться с кухаркой насчет меню сегодняшнего ужина.
Она так и не открыла глаз. Голова по-прежнему лежала на спинке кресла, и через несколько секунд она услышала, как захлопнулась дверь.
Только тогда Серена довольно улыбнулась. Похоже, она впервые взяла верх над отчимом. Он слишком разозлился вчера и поставил себя в дурацкое положение. А Серена сумела этим воспользовался. В любых других обстоятельствах она злорадствовала бы, но сейчас победа имела для нее особое значение.
Генерал снова велел привести лошадь. Бедное животное едва добралось до конюшни. И почти сразу же прибежал лакей. Грум, предвкушавший пинту портера и мясной пирог на обед, обругал бесчувственного хозяина и повел усталую лошадь к входной двери. Хейуорд пытался заглушить ярость и раздражение на лорда Бредфорда, почти загнав лошадь в Виндзор-террас. Грум почти готов был посоветовать хозяину ходить пешком. Конечно, вслух он этого не произнес, иначе в два счета оказался бы на улице.
— Я вам нужен, сэр? — осведомился он, когда генерал вышел из дома.
— Нет.
Хейуорд взял поводья и тяжело уселся в седло. Он не надел шпоры, но пнул животное в бок с силой, в которой совершенно не было необходимости. Грум презрительно сплюнул вслед хозяину.
Хейуорд отправился на Брутон-стрит, не без усилий надев маску искреннего дружелюбия. Он привязал животное к перилам у двери дома Саттонов и взялся за молоток. На пороге немедленно появился дворецкий и с низком поклоном отошел в сторону, чтобы впустить визитера.
— Я узнаю, дома ли мистер Саттон, сэр.
— Идите, и поскорее!
Генерал нетерпеливо постукивал стеком по сапогу, пока дворецкий величественно шагал к двери в глубине передней. Постучав, он открыл дверь и вошел, чтобы появиться минуту спустя:
— Мистер Саттон будет рад видеть вас, генерал. Прошу вас…
Он придержал дверь библиотеки.
Хейуорд промаршировал мимо с улыбкой, приклеенной к губам.
— А, Саттон, рад, что вы дома! — весело прогремел он, протягивая руку.
— Добро пожаловать, дорогой мой.
Уильям поднялся из-за тяжелого письменного стола красного дерева.
— По утрам я всегда дома… Дела прежде всего, и на душе легче, когда счетные книги приведены в порядок.
— Да мы просто родственные души! — констатировал генерал, дружески хлопнув хозяина по плечу. — Хоть это и скучно, но сначала следует выполнить все, что требуется.
— Должен признать, что мне это ни в коем случае не кажется скучным, — заметил Уильям. — Для меня повседневные заботы — хлеб насущный.
Хейуорд улыбнулся.
— Каждому свое, дорогой сэр, каждому свое.
— Что же, я никогда не был знатным джентльменом. И не вижу в этом смысла. Что предпочитаете, генерал, — вино или эль? Я бы сам не прочь выпить капельку крепкого эля, особенно в это время дня.
Генерал пожал плечами.
— Вина, сэр, если возможно. Я никогда не любил эль.
Уильям с сомнением воззрился на гостя. По его мнению, дельный человек должен понимать толк в эле и пить по утрам золотистый напиток из большой кружки.
Он налил кларета генералу, себе — в оловянную кружку эля, и передал бокал гостю.
— Садитесь, сэр. Будьте как дома. Чему обязан удовольствию видеть вас?
Хейуорд поднял бокал в молчаливом тосте, пригубил и начал:
— Перейду прямо к делу, Саттон. Я хотел бы предложить руку и сердце вашей дочери. Мне нравится думать, что мои чувства к ней больше не являются секретом.
Он склонил голову набок. На губах дрожала искусственная, деланая улыбка.
Уильям ответил не сразу, продолжая пить эль и глядя куда-то в пространство. Генерал насторожился. Он ожидал немедленного искреннего восторга. Генерал, сэр Джордж Хейуорд, сделал предложение дочери торговца! Как может этот человек колебаться хотя бы секунду!
— Видите ли, сэр, — выговорил наконец Уильям. — Для Абигайль, разумеется, это большая честь, но я не стану давать ответ за нее.
— О, вы, конечно, шутите, сэр, — пробормотал Хейуорд, не веря собственным ушам. — Я считал, что уже завоевал привязанность мисс Саттон, и нисколько в этом не сомневался.
— Ну… если это так, мы можем считать дело улаженным. Конечно, после того как мы договоримся кое о чем. Не стоит беспокоить этим нашу девочку.
— Разумеется, сэр, это даже не обсуждается.
Генерал ступал по тонкому льду. Ему каким-то образом нужно доказать свою кредитоспособность этому проницательному деловому человеку и в то же время получить большое приданое, которое будет выплачено ему немедленно после свадьбы. Он надеялся, что Уильям Саттон понимает, что продает свою дочь в обмен на ее более высокое положение в обществе. Должен же он сознавать, что ни один аристократ или истинный джентльмен не возьмет жену из деловых кругов, если не получит за свой благородный жест адекватной компенсации. Но сейчас рановато говорить на эти темы. Всему свое время.
— Я питаю глубокую симпатию к вашей дочери, сэр, — снова улыбнулся он. — Такая прелестная девушка, красавица, так хорошо воспитана, умеет вести разговор и талантливо играет на арфе!
Уильям откашлялся. Он был любящим отцом, но тем не менее не мог поверить в такие достоинства дочери. Когда она трещала не переставая, он едва не засыпал. Что же насчет арфы… он не раз думал о том, что зря выбросил деньги на учителя. Правда, Марианна настаивала на музыкальном образовании дочери, и он посчитал, что это необходимо. Но кто будет спорить с влюбленным!
