— Ну у меня сложилось совсем иное впечатление — не думаю, что дело именно в этом, Алин. Но подожди, гораздо важнее, как ты сама относишься к этому браку теперь?
— Какая разница, если он все равно меня не любит.
— Тогда ты не должна выходить замуж, — заявил Константин. — Я поговорю с графом…
— Не стоит беспокоиться. Его собственная мать запретила ему жениться на мне, но он не послушался. Его точка зрения полностью изменилась, и теперь уже слишком поздно вмешиваться и аннулировать помолвку. Это следовало сделать гораздо раньше! Я дала ему слово, что выйду за него, и поэтому помолвка отныне не имеет значения. И, как только ты отсюда уйдешь, я выйду за него.
— Алин!
— Сожалею, но я не могу простить тебя. Больше мне нечего сказать.
Александра отвернулась и закрыла глаза: внутри у нее все болело. Воцарилось долгое молчание, потом послышались удаляющиеся шаги, и тут Александра не выдержала и разрыдалась. Комок в горле разрастался, становился все больше, наконец, он стал огромным. О Боже, это убивало ее!
Внезапно рядом с ней оказался Василий: сильные руки обняли ее, прижали к груди, и ласковый голос у самого уха сказал:
— Обещаю, Алин, клянусь, ты будешь счастлива со мной. И наступит день, когда ты захочешь поблагодарить своего отца за нашу встречу, а сейчас прости его. Скажи ему, что прощаешь. Ты об этом не пожалеешь.
К этому времени Александра рыдала навзрыд. Она отклонилась назад и сквозь пелену слез увидела его лицо, выражавшее такое беспокойство, такое внимание, такую искренность и такую… О Боже, что же она наделала?
Она вырвалась и побежала по коридору, умоляя отца подождать. Барон был уже в конце коридора, и, когда он, наконец, услышал ее и обернулся, Александра увидела, что отец тоже плачет, и с криком раненой птицы она бросилась в его раскрытые объятия.
— Прости меня, папа, я не хотела, я вовсе не это имела в виду! — плакала она.
— Знаю, знаю, успокойся, Алин, тише, все в порядке…
— Нет, я хотела сделать тебе больно, но ты не виноват, что он меня не любит.
— Мне кажется, любит, Алин, — пробормотал Константин, утирая ей слезы с лица.
— Не любит, так полюбит, — с неожиданной яростью сказала Александра. — Я жалела себя, когда мне надо было сражаться, но теперь с этим покончено!
Константин не мог удержаться от смеха:
— Вот теперь я узнаю свою девочку!
И, услышав этот смех, Александра почувствовала, как вся боль разом оставила ее.
Обернувшись, она увидела Василия по-прежнему стоящего там, где она с ним рассталась, своего золотистого Адониса, прекраснее которого не было на свете, и он только что пообещал сделать ее счастливой.
С ослепительной улыбкой она снова повернулась к отцу:
— Ты меня не выдашь, папа?
— Стало быть, ты любишь его?
— О да, сильнее, чем можно выразить словами! — И добавила с усмешкой:
— А теперь давай-ка не будем задерживать свадьбу.
Глава 36
Мягкий свет свечей, шелковые простыни и толстый пушистый ковер у камина. Чем глубже Александра опускалась в атмосферу соблазна, наполняющую спальню графа, тем сильнее злилась. Весь день ее нервное напряжение возрастало и теперь уже достигло предела.
Она обещала отцу, что заставит Василия полюбить ее, однако не надеялась, что это чудо свершится за одну ночь.
Но, по крайней мере, чувство безнадежности покинуло ее. Разговор с отцом вернул Александре былую уверенность в себе, но вместе с тем показал, насколько она утратила ее в последнее время.
Александра задумалась: уж не беременность ли виной тому, что ее настроение так часто меняется?
Вздохнув, Александра отвернулась от камина и заметила, что Василий неслышно вошел в комнату. Он стоял, слегка наклонясь к изножию кровати, и, скрестив руки на своем темно-коричневом халате, смотрел на нее. Его золотые волосы были взлохмачены, а четкие линии лица казались столь совершенными. Его красота будила в Александре томление, но как ей заставить этого полубога полюбить ее?
— Ну, и как же ты распорядился своими многочисленными любовницами, рассеянными по всему городу?
Он поднял бровь и с любопытством спросил:
— Будем ссориться, любовь моя?
— Вполне возможно.
— А может, придумаем что-нибудь поинтереснее?.. Все-таки это наша брачная ночь…
— Если ты имеешь в виду заняться любовью, Петровский, поверь мне, мы как раз на пути к этому.
Он мелодично рассмеялся:
— В таком случае знай же, красавица, что я посетил их всех поочередно, пока ты пыталась стать дамой с помощью моей матери. И представь себе мое удивление, когда ни одной из них не удалось заманить меня к себе в постель, и мне не оставалось ничего другого, как откупиться от них.
— И я должна верить этой чепухе?
Ее лицо приняло сосредоточенно-серьезное и чувственное выражение.
— Да уж лучше поверь, любовь моя, потому что последняя женщина, с которой я занимался любовью, была именно ты, а учитывая давность этого события, я просто сгораю от желания.
Ее румянец проступил мгновенно и был особенно заметен по контрасту с белой ночной сорочкой.
Александра вспомнила, как собиралась потребовать соблюдения своих прав сегодня ночью, и, хотя теперь в этом уже не было необходимости, внутренний трепет, вызванный его словами, подсказывал ей, что она все-таки должна это сделать.
— Ты думаешь, ты думаешь, мы могли бы…
— О Боже, да, — сказал хрипло Василий и, в несколько шагов преодолев разделявшее их расстояние, заключил ее в объятия. Но он не поцеловал ее сразу же, как обычно это делал, а впился ей в лицо своими золотистыми глазами, выражающими настойчивый вопрос. — Алин, есть кое-что, что я, вероятно, должен сказать…
— Сейчас не время для разговоров. Петровский. — Она обвила руками его шею и притянула его голову к себе, так что их губы соприкоснулись.
Он застонал, и она вся затрепетала. Его руки стиснули ее изо всех сил, а рот, этот божественный соблазнительный рот, прижался к ее губам и затеял жаркую игру. Его язык искал ее язык и настойчиво требовал ответа, и она подчинилась.
О да, Александра подчинилась. Когда он начал покрывать поцелуями ее шею, опускаясь все ниже, к груди, ее желание разгорелось с такой силой, что она готова была буквально тащить его в постель.
Но при всей своей страстности он обнаруживал удивительную сдержанность. Александра даже не подозревала, каких усилий ему это стоило. Но Василий решил, что эту ночь она не забудет никогда.
Она же хотела, чтобы он вошел в нее до того, как она испытает вершину наслаждения.
Они сошлись на компромиссе, потому что Александра стала раздевать его, приговаривая:
— Возьми меня! О, возьми меня сейчас же!
Нагую, он отнес ее на постель, и Александра испытала первый раз вершину наслаждения, а Василий последовал за ней, и этот желанный миг наступил так стремительно, что оба они лишились сил и тела их оставались сплетенными.
А потом он любил ее на свой лад, И оказалось, что это так приятно, когда все твое тело, каждую его складочку покрывают поцелуями — просто невероятно приятно. Его руки были нежными, почти любящими, и они ласкали се тело. И груди. Боже, благодаря беременности и груди стали еще чувствительнее, и, право же, он восхищался ими, их обожал, просто боготворил их, доказывая это губами и руками, пока Александра не почувствовала, что вот-вот закричит от восторга.
И снова она взлетела на вершину наслаждения, ощутив его руки внутри своего тела.
А когда, наконец, он снова вошел в нее, ощущение было совсем иным: он был так нежен, так почтителен и нетороплив, что они достигли экстаза вместе, и это было еще более восхитительно.
Он был так прекрасен, что Александре на миг стало жалко всех этих женщин, которые теперь будут вынуждены обходиться без него.
Но она не собиралась делиться своим мужчиной, ни в малейшей степени!
И, когда они лежали рядом и ее голова покоилась у него на плече, а его ладонь нежно поглаживала ее руку, лежавшую у него на груди, ей захотелось поблагодарить Василия за эту чудесную ночь — отдать ему самую желанную, а для Александры — самую дорогую вещь на свете, и она знала, что достойным подарком может быть только одно.
