– Бери меня, Хизер, бери меня! – прерывистым, хриплым шепотом выдохнул Дамиан.
Хизер прикрыла глаза. От пьянящего чувства своей власти закружилась голова. Она вдруг обнаружила, что, напрягая бедра, двигая ими, приподнимаясь и опускаясь, она может задавать ритм их любовному танцу.
Губы Хизер слегка приоткрылись, и она начала раскачиваться из стороны в сторону. Ощущение было неописуемое, Дамиан застонал, впился пальцами в ее бедра и устремился навстречу ее движениям, стараясь еще глубже погрузиться в нее.
Хизер судорожно стиснула его плечи. Каждый толчок приближал их к пику наслаждения. Напряжение все росло и росло, пока, наконец, не заполнило собою все ее существо. Хизер, содрогаясь в экстазе, упала на грудь Дамиана. В жаркую глубину ее лона пролилось его горячее густое семя.
Постепенно они вернулись с небес на землю. Отдышавшись, Дамиан перенес Хизер на кровать, устроился рядом с ней и накрыл их разгоряченные тела одеялом. Хизер склонила голову ему на плечо. И вдруг по ее телу прошла волна дрожи.
– Что случилось, Хизер? – обеспокоенно нахмурился Дамиан и обнял ее за хрупкие плечи.
– Я сейчас знаешь о чем подумала? – зажмурившись, проговорила она. – О шкатулке.
Он весь напрягся и, помолчав, настороженно спросил:
– И что ты подумала?
– Мы же никогда не говорили об этом, Дамиан… Но я все-таки хочу знать. Почему ты так уверен, что это шкатулка твоей матери?
Дамиан заколебался. Сел на постели, провел растопыренными пальцами по волосам. Он явно не знал, как поступить. Хизер тоже села, завернувшись в простыню.
– Хизер, – наконец решился Дамиан. – Я не хочу, чтобы эта ночь, наша ночь, была омрачена. Но я должен быть честен с тобой. Со шкатулкой никакой ошибки нет. Она действительно принадлежала моей матери.
Хизер шевельнула губами, но он нежно прижал ладонь к ее рту.
– Знаю, что ты мне не веришь, но я сердцем чувствую, что прав. Согласен, последний раз я видел ее много лет назад, когда был маленьким. Но память не обманывает меня. Понимаешь, мои родители очень любили друг друга – в этом они похожи на твоих. Можно было не только видеть это, но и чувствовать.
– Продолжай, – шепнула Хизер, не отрывая взгляда от его лица.
– Шкатулку эту отец подарил матери. Для нее это была самая дорогая вещь. Не знаю отчего, но уже тогда я был заворожен этой шкатулкой. Я частенько пробирался к ним в спальню, чтобы только полюбоваться на нее, потому что даже брать ее в руки мне не разрешалось. Однажды я решил ослушаться. Залез на туалетный столик и открыл шкатулку. Я так боялся, что меня поймают, что забыл об осторожности. Я случайно сломал запорчик, и в этот момент в спальню вошла мать. Я знал, что виноват, и, хотя она не наказала меня, я на всю жизнь запомнил слезы, стоявшие у нее в глазах, которые она старательно пыталась скрыть от меня. Мама заплакала из-за меня, и даже сейчас я испытываю жгучий стыд.
– А что случилось потом?
– Отец повез шкатулку в Лондон, чтобы починить. В пути он заболел и умер. Не скажу наверняка, но, по-моему, последний раз я видел эту шкатулку как раз тогда, когда он уезжал.
– Значит, среди вещей твоего отца ее не было?
– Точно не помню, Хизер. Единственное, в чем уверен, снова я увидел ее уже у тебя.
Неприятный холодок пробежал у нее по спине.
– А как умер твой отец?
– Он внезапно заболел по дороге в Лондон. И больше никогда уже не вернулся в наш дом в Йоркшире.
– А может быть, шкатулка была возвращена твоей матери, а ты просто не видел ее? Возможно, она ее спрятала подальше, чтобы не бередить печальных воспоминаний, вот и все.
– Может быть, и так, – вынужден был согласиться Дамиан.
– Но это не объясняет, как шкатулка попала к моей матери, – очень тихо добавила Хизер.
Дамиан промолчал. Он хорошо понимал, как она переживает, как боится, что мать ее окажется воровкой. С другой стороны, он ничем не мог доказать свою правоту.
– Может быть, мама продала ее, а я просто не знал об этом, – сказал он. – И так она попала к Джустине.
– Это возможно, – медленно проговорила Хизер. – И все-таки странно… Ты приехал в Локхейвен, чтобы отыскать моего отца. А вместо этого нашел шкатулку своей матери. – Она покачала головой и повторила:
– Право, так странно. И вообще непонятно, как все это связано с моим отцом.
Дамиан продолжал молчать. Ему пришла в голову та же самая мысль.
– Знаешь, я привезла шкатулку в Лондон, – вдруг сказала она. – Хочу отдать ее тебе.
– Мне? – поразился Дамиан.
– Да. Если хочешь, я могу отдать ее тебе сегодня вечером…
– Хизер, в этом нет никакой необходимости.
– Но это же шкатулка твоей матери! А теперь она принадлежит тебе.
– А что я буду с ней делать? – Он погладил ее руку. – Хизер, она у тебя уже много лет. Пусть у тебя и остается.
– Но я чувствую, что не должна больше держать ее у себя! А, кроме того, дело… дело совсем в другом.
Ей не удалось скрыть боль, выдал дрогнувший голос. Дамиан мгновенно все понял.
– Она тебе очень дорога, правда?
Хизер кивнула.
– Давай сделаем вот как. Это мой тебе подарок, Хизер. Слышишь? Я дарю ее сейчас, вот здесь и молюсь, чтобы она оставалась так же дорога тебе, но уже по другой причине.
«Он прав, – подумала Хизер. – Он тоже потерял мать. А я всегда дорожила этой шкатулкой, потому что она принадлежала моей матери. Но теперь я буду дорожить ею, потому что она принадлежала матери Дамиана…»
Облизав кончиком языка пересохшие губы, Хизер спросила совсем не о том, о чем он подумал:
– Что ты будешь делать, когда все это кончится?
– Ты имеешь в виду, когда я отыщу Джеймса Эллиота?
Она кивнула и пристально посмотрела ему в глаза:
– Вернешься в Америку? В Бейберри? Или останешься в Англии?
Дамиан тяжело вздохнул:
– Я не знаю, Хизер. Честно говоря, как-то не задумывался об этом.
По щеке Хизер сползла прозрачная слезинка. Дамиан с изумлением посмотрел на нее.
– Хизер, я же говорил тебе, что не собираюсь…
– Я не об этом, Дамиан.
И она тихо всхлипнула.
– Тогда в чем дело?
Хизер отвела взгляд, снова посмотрела на него и, набравшись смелости, сказала:
– Дамиан, у меня будет ребенок.
Дамиан окаменел. Хизер решила, что он не расслышал ее слов, но тут же почувствовала, как он напрягся.
– О Господи, – проговорил Дамиан странным, придушенным голосом и бросил взгляд на ее живот, как бы проверяя, правду ли она сказала. Поймав этот взгляд, Хизер явственно увидела в его глазах ужас.
Мрак окутал ее душу, и Хизер горько, по-детски заплакала:
– Я знала! Я знала, что не надо было этого говорить! Но я думала… Я больше не хотела, чтобы между нами стояла ложь!
