Она собралась встать, но Дамиан удержал ее, сжав запястье.
– Нет, Хизер! Это совсем не то, что ты думаешь!
– Это именно то! – Голос ее был полон нестерпимой боли и презрения. – Конечно, приятно уложить в постель дочь убийцы своего брата, а ребенок – это уж ее дело.
На скулах Дамиана заиграли желваки:
– Все не так, и ты прекрасно это знаешь.
– Я это знаю? – Голос ее зазвенел. – Почему ты так решил, Дамиан?
У Дамиана едва не вырвалось крепкое словцо. Это его ошибка. И ничья другая. Он просто расслабился… Но прежде чем Дамиан успел сказать хоть слово, в дверь постучали.
– Милорд! – раздался голос дворецкого. – Камерон Линдсей просит принять его.
– Вильям, не сейчас, – раздраженно откликнулся Дамиан.
– Милорд, он говорит, что у него есть новости, которых вы с нетерпением ждете.
Дамиан поднялся с кровати и накинул на плечи халат.
– Жди меня здесь, – коротко бросил он Хизер. – Мы договорим, когда я вернусь.
Но Хизер не собиралась безучастно сидеть и ждать. Он недвусмысленно дал ей понять, что думает по поводу их ребенка. Чего еще ждать? Зачем? Дамиан не успел закрыть за собой дверь, как она уже выскользнула из постели.
Одежда ее все еще валялась на полу в танцевальном зале. Завернувшись в простыню, Хизер стала осторожно спускаться по лестнице.
Камерон стоя ждал Дамиана в кабинете. Его донесение было исчерпывающе коротким:
– Он знает, что вы здесь.
Дамиан замер.
– Эллиот знает? Ему известно, что я в Лондоне?
– Да. Он наводил справки о младшем брате Джайлза Тремейна.
Дамиан не смог скрыть своей радости:
– Так! Наконец-то!
– Да, милорд. По-видимому, он узнал о вас обоих из заметки в газете. Похоже, это его сильно заинтересовало. – Камерон коротко рассмеялся:
– Город буквально гудел, обсуждая вас и мисс Хизер. Я убежден, что ваше посещение «Ковент-Гардена» оказалось хорошей ловушкой. Я знал, что с этим трюком мы не промахнемся.
Дамиан схватил Камерона за плечи.
– Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки. Послушай, скоро он будет у меня в руках, и тогда все это закончится!
Никому из них не пришло в голову, что Хизер может услышать этот разговор.
Дамиан проводил Камерона до дверей. С довольной улыбкой он повернулся – прямо перед ним стояла Хизер.
– Подлец, – с чувством произнесла она.
Он, молча, смотрел на Хизер. Волосы рассыпались, наспех застегнутое бальное платье слегка спустилось с плеча. Фиалковые глаза горели на белом как мел лице.
– Хизер… Бога ради, Хизер… – Он протянул к ней руку.
Она отшатнулась от него, как от прокаженного.
– Не стоит изображать заботу! Теперь я прекрасно осведомлена о ваших делишках, граф Деверелл. – Она произнесла его имя как ругательство. – Зря стараетесь, сэр, ваши хитрости меня больше не обманут.
Дамиан был потрясен до глубины души.
– Хизер! Почему ты сердишься? Это был Камерон Линдсей, нанятый мною сыщик. Он узнал кое-что новое о Джеймсе Эллиоте и пришел рассказать мне.
– Это я поняла не хуже вас, сэр, – с бесстрастным лицом проговорила она. Вы, должно быть, на седьмом небе от счастья: наконец-то он узнал, что вы здесь.
– Да, ты права. И я думал, что тебя это тоже обрадует.
– О милорд, конечно, я так рада, просто слов нет!
– Тогда в чем дело? Ты рассердилась, что я так невежливо оставил тебя…
– Дело не в этом, милорд!
– А в чем?
У Хизер задрожали губы.
– «Я убежден, что ваше посещение «Ковент-Гардена» оказалось хорошей ловушкой. Я знал, что с этим трюком мы не промахнемся», – буквально дословно процитировала она.
Теперь настала его очередь побледнеть.
– Значит, ты слышала.
– О да, я слышала. Трудно усомниться в смысле сказанного.
Дамиан лихорадочно искал нужные слова и не находил их.
– Хизер, ты все неправильно поняла. Клянусь, речь шла совершенно о другом.
Хизер стало душно. Слезы заливали щеки, и она отерла их ладонями. Если бы только она могла ему поверить, если бы только… Борьба с острой, мучительной болью в сердце отнимала у нее почти все силы, и она держала себя в руках лишь неимоверным усилием воли.
– Ты очень хорошо умеешь пользоваться словами, Дамиан. Теперь я это знаю. Ты и меня заворожил красивыми речами. Но факт-то вот он – ты меня обманул, причем дважды. Ты лишь использовал меня, чтобы разыскать моего отца, и именно ради этого приехал в Локхейвен.
Лицо Дамиана из бледного стало пунцовым.
– Тогда я был другим, Хизер, а сейчас все изменилось…
– Да ничего не изменилось, ничего! А тот вальс у Софи был только для того, чтобы все видели и потешались! А я была тронута тогда до глубины души, я думала, что это любовь, что это нежность! – Она снова смахнула застилавшие глаза слезы. – Но теперь я, наконец, знаю, что же это было на самом деле, – всего-навсего тонко просчитанный ход. Ты хотел, чтобы о нас говорили, чтобы весь Лондон перемывал нам косточки… Ты был готов на все, лишь бы он узнал. Боже мой, какой же я была дурой, когда искренне поверила в твою любовь!
– Все это так, Хизер! Не буду лгать тебе. Камерон действительно хотел, чтобы я использовал тебя как приманку, хотел выманить твоего отца из норы. Я отказался. На балу я собирался держаться от тебя подальше. Но только до тех пор, пока не увидел тебя, – ты была ослепительно красива! И тут мне стало абсолютно все равно, кто и что скажет. Мне стало наплевать на все и хотелось только одного – обнимать тебя и дарить то, чего тебе всегда хотелось. Хизер, да поверь же мне! – Он умоляюще посмотрел на нее и снова протянул к ней руку.
Она резко отбросила ее. Он что, на самом деле считает ее полной дурой? Ну, нет, на этот раз ему не удастся провести ее.
– Ты бессовестный лжец, – резко бросила Хизер. – Ты все время только и занимался тем, что лгал мне.
– Не сейчас, Хизер. Клянусь…
– Настоятельно прошу вас вызвать мне карету… Я еду домой.
Дамиан боролся с горьким отчаянием. Он смотрел на нее, и ему казалось, что с каждой минутой она отдаляется от него все дальше и дальше, уходит туда, куда ему нет доступа. Возникшая между ними пропасть все увеличивалась.
Она не будет его слушать. Не удостоит даже взглядом. Сердце ее тоже будет для него закрыто.
Стиснув зубы, Дамиан выполнил ее просьбу и вызвал карету. А потом стоял и смотрел вслед исчезавшей в темноте карете.
Эту ночь Дамиан провел почти без сна, мучаясь презрением к себе. Тихий плач Хизер все еще рвал ему душу.
«Боже мой, какой же я была дурой, когда искренне поверила в твою любовь!»
Она испытала страшный удар. Перед глазами стояли ее трясущиеся губы, полные боли глаза. Скольких сил ей стоило не сорваться, одному Богу известно! Дамиан ненавидел себя за то, что причинил ей такое горе. Вдруг подумалось, а не поехать ли сейчас к ней, не попытаться ли еще раз убедить ее в том, что он говорил правду. Губы его скривились от горькой усмешки. С какой стати она должна ему верить, когда все, черт возьми, говорит об обратном!
