– Как поживаете? Вы должны простить меня за то, что я принимаю вас в таком виде: полагаю, Джарби сообщила вам, что мне нездоровилось и что мне еще не разрешается выходить из своей комнаты.
С этими словами она попыталась было встать, но колени у нее дрожали так сильно, что ей пришлось ухватиться за подлокотник софы, чтобы не упасть. Пока она сражалась с собой, мистер Карлетон, в два шага пересекший комнату, подхватил ее на руки, прижал к себе и страстно поцеловал.
– О! – ахнула мисс Уичвуд, предпринимая слабую попытку оттолкнуть его. – Как вы смеете? Отпустите меня немедленно!
– Вы упадете, если я это сделаю, – ответил он и вновь поцеловал ее.
– Нет-нет, прекратите немедленно! О, вы просто невыносимы! Лучше бы я никогда не встречала вас! – заявила мисс Уичвуд, оставив бесплодные попытки освободиться, и покорно прижалась к его груди, оросив ее слезами.
В это мгновение Джарби, мрачно улыбнувшись, вышла из комнаты, сочтя, очевидно, что мистер Карлетон вполне способен справиться с мисс Уичвуд и без ее помощи.
– Не плачьте, моя милая гусыня! – сказал мистер Карлетон, в третий раз целуя мисс Уичвуд, на сей раз в шею – единственное доступное ему место, поскольку она по-прежнему прятала лицо у него на груди.
Сдавленный смешок подсказал, что чувство юмора мисс Уичвуд пережило даже приступ инфлюэнцы.
– Я не гусыня!
– Я этому не поверю, пока вы не перестанете лить слезы, – строго заявил он. Он подхватил ее на руки и усадил на софу, сам присел рядом, взял ее руки в свои и поцеловал в розовые ладошки. – Бедная моя! – сказал он. – Вам пришлось нелегко, не правда ли?
– Да, и с вашей стороны очень невежливо называть меня «бедной»! – сказала она, вновь пытаясь обрести насмешливый тон. – Вы сейчас дали мне понять, что я превратилась в свою противоположность. Совсем недавно зеркало уже показало мне, что я сама на себя не похожа, так что ваши слова не стали для меня потрясением.
– Ваше зеркало лжет. Я не заметил в вас никаких перемен, разве что вы выглядите чуточку бледнее, что мне не очень-то нравится, и носите чепчик, чего я за вами ранее не замечал. – Он окинул ее критическим взором и с одобрением сказал: – Он вам очень идет! Но я предпочитаю видеть ваши золотистые кудри. Вы сочтете обязательным носить чепчик, когда мы поженимся?
– Но… разве мы собираемся пожениться? – осведомилась она.
– Разумеется, собираемся! Неужели вы полагаете, что я готов предложить вам carte blanche? [44]
Она рассмеялась.
– Я бы ничуть не удивилась, потому что вы положительно невыносимы, вы знаете об этом?
– Ничуть не удивились бы? – повторил он.
Она опустила глаза и, встретившись с его жестким взглядом, заметила:
– Не надо столь гневно смотреть на меня! Я всего лишь пошутила. Разумеется, я бы удивилась, и даже очень.
– Это совсем не смешно! Или вы боитесь, что я буду вам неверен? И поэтому вы спросили: «Разве мы собираемся пожениться?», словно до сих пор сомневаетесь в этом?
– Нет, этого я не боюсь. В конце концов, если вы вдруг продемонстрируете неверность, винить в этом я должна буду только себя, не так ли?
Выражение его глаз смягчилось, и он улыбнулся.
– Не думаю, что найдется много людей, которые согласятся с тем, что в моих грехах повинны вы.
– Любой, у кого есть хоть капля здравого смысла, согласится со мной, потому что, если вы обзаведетесь любовницей, это будет означать, что я вам прискучила.
– Что ж, в таком случае нам не о чем беспокоиться. Но все-таки сомнения у вас еще остаются, верно?
– Только не тогда, когда вы рядом со мной, – застенчиво призналась она. – А вот когда я остаюсь одна и думаю обо всех сложностях – о том, какой это будет большой и важный шаг и как это не понравится моему брату, я спрашиваю себя, не будет ли замужество за вами ошибкой. Но потом я думаю, что еще большей ошибкой будет не выйти за вас замуж, и все заканчивается тем, что я не знаю, чего хочу. Мистер Карлетон, вы уверены, что хотите жениться на мне и что я… не очередное ваше мимолетное увлечение?
– Вы хотите спросить у меня, уверен ли я в том, что мы будем счастливы?
– Да, пожалуй, именно это я и имею в виду, – вздохнула она.
– Мне нечего вам ответить. Как я могу быть уверенным в том, что мы будем счастливы, когда ни у кого из нас нет опыта семейной жизни? Я могу лишь сказать, что совершенно уверен в своем желании жениться на вас и не сомневаюсь в том, что вы не «очередное мимолетное увлечение»… и вообще, что за дурацкие вопросы вы мне задаете? Если бы я оказался настолько тупым, что предложил одной из своих пассий выйти за меня замуж, то сейчас я уже не был бы холостяком. Есть и еще кое-что, в чем я совершенно уверен. Ни одна из тех милашек, с кем сводила меня судьба, не вызывала у меня таких чувств, какие вызываете вы, и никогда в жизни я ничего так не хотел, как того, чтобы вы стали моей, дабы любить, преклоняться и оберегать вас. Эннис, черт возьми, ну как мне убедить вас в том, что я люблю вас всей душой? – Он вдруг умолк и резко поинтересовался: – Что я сказал такого, что вы плачете? Отвечайте!
– Ничего! Я сама не знаю, отчего плачу. Должно быть, это потому, что я так счастлива, а до этого чувствовала себя совершенно несчастной, – ответила она, вытирая слезы и пытаясь улыбнуться.
Мистер Карлетон вновь заключил ее в свои объятия.
– Ты совсем запуталась, родная моя. Черт бы побрал эту дамочку, которая заразила тебя инфлюэнцей! Поцелуй меня.
– Ни за что! – ответила мисс Уичвуд, улыбаясь сквозь слезы. – С моей стороны это был бы крайне неприличный поступок, а ты не имеешь никакого права приказывать мне, словно я одна из твоих пассией, и я не потерплю, чтобы со мной обращались столь бесцеремонно.
– Оса! – пробормотал мистер Карлетон и положил конец дальнейшей дискуссии, прильнув к ее губам.
Ни один из прежних ее кавалеров не осмеливался даже обнять ее за талию, потому что, хотя она и не отказывалась от легкого флирта, никогда не давала повода своим ухажерам надеяться на более близкие отношения. Себе она говорила, что, наверное, такова ее натура – холодная и целомудренная, поскольку одна только мысль о том, что ее может поцеловать и, по ее выражению, неумело терзать какой-либо джентльмен, приводила ее в содрогание. Однажды она призналась в этом Амабель, после чего втайне сочла реакцию невестки на свои слова глупой, сентиментальной и не заслуживающей ни малейшего внимания. Амабель сказала ей:
– Когда ты полюбишь, дорогая, то это отнюдь не покажется тебе отвратительным, обещаю.
И милая, но глупая Амабель оказалась права! Когда мистер Карлетон сжал мисс Уичвуд в объятиях и безжалостно поцеловал, это вовсе не показалось ей отвратительным, а когда он повторил свою попытку, то она сочла вполне естественным ответить на его ласку. Он ощутил дрожь возбуждения, пробежавшую по ее телу, и крепче прижал ее к себе, но в это мгновение раздался стук в дверь. Мисс Уичвуд поспешно отпрянула от него, воскликнув:
– Осторожнее! Это вполне может быть моя сестра или Мария.
Она ошиблась. Вошла самая юная из трех служанок, держа в руках поднос, на котором стояли кувшин и стакан. Увидев мистера Карлетона, девушка замерла на пороге и уставилась на него, как кролик на удава.
– Какого дьявола вам нужно? – пожелал узнать мистер Карлетон, раздраженный сверх всякой меры, что, впрочем, было вполне простительно.
– Прошу прощения, сэр, но мне ничего не нужно! – пролепетала служанка, дрожа от страха. – Я не знала, что мисс принимает посетителя. Миссис Уордлоу велела мне отнести мисс свежий ячменный отвар, поскольку Бетти больна.
– Ячменный отвар? – с отвращением переспросил мистер Карлетон. – Боже милосердный! Неудивительно, что ты пребываешь в столь подавленном расположении духа, если они пичкают тебя такой гадостью!
– Он с лимоном, сэр, – поспешила заверить его служанка.
