— Я убил человека, который поставлял ей опиум.
Он сказал это таким голосом, что Анна невольно вздрогнула. Перед ней сейчас был палач. И с этим мужчиной она флиртовала! С этим убийцей она занималась любовью! Именно этого мужчину она хотела больше всего на свете!
Анна невольно вздохнула и снова потянулась к нему губами, однако, прежде чем снова поцеловать его, она задала еще один вопрос:
— Сколько тебе тогда было лет?
— Семнадцать, — ответил он и еще сильнее сжал ее руки. — Китайские женщины совершенно беззащитны. Даже родители не могут защитить своих дочерей. Девочек продают, а женщин насилуют. Многие из них становятся наркоманками. — Он посмотрел ей прямо в глаза, как бы умоляя понять его. — Я ненавижу убийства, Анна. Но эти мерзавцы наживаются на несчастных девочках. Кто их остановит, если не я? Кто положит этому конец?
Она неотрывно смотрела на Чжи-Гана, всем сердцем чувствуя его боль.
— Конечно, ты. Ты спасешь их.
Он покачал головой.
— Слишком поздно. Я уже почти ничего не могу сделать.
— Ты ведь обыкновенный человек, — прошептала она.
Он снова впился губами в ее губы и просунул ей в рот свой язык. Он делал это намеренно грубо. Так, как и подобает палачу. И это могло нравиться только такой испорченной женщине, как она. Анна открыла рот, приветствуя его вторжение. Как и прошлой ночью, она сейчас полностью отдавалась ему, и он принимал этот дар. Какое-то время она пыталась сопротивляться, но это длилось недолго. Он был слишком силен, а она изнывала от желания.
Через некоторое время они забыли обо всем на свете, наслаждаясь друг другом. Когда Чжи-Ган поднял голову, Анна схватила его за плечи и зарылась лицом в его волосы. Ей казалось, что в тот момент, когда она полностью отдастся ему, он все еще будет крепко держать ее. Представив себе это, она улыбнулась.
— Если бы мы сейчас были в Пекине, — пробормотал он, — то я бы закрыл двери своего дома для всех друзей и знакомых, притворился бы больным, чтобы слуги не докучали мне, и провел бы целый месяц, а может, и больше в постели с тобой.
— Если бы мы были в Пекине, то я бы согласилась на это, — прошептала Анна. — И я бы не думала ни об опиуме, ни о твоей ужасной работе. Я забыла бы обо всем на свете и только бы ублажала тебя.
Наконец они отстранились друг от друга. Чжи-Ган помог ей поправить грубую крестьянскую одежду, а она в это время начала мазать лицо пеплом. Затем, отступив в сторону, он внимательно осмотрел ее и нахмурился.
— Ты похожа на мальчишку. На чумазого крестьянского мальчишку.
Анна кивнула.
— Только ты знаешь, что скрывается под этой одеждой.
— Нет, — сказал он, недовольно поморщившись. — Другие тоже знают. Этот твой Половинка и его люди.
Анна отвернулась от него, чувствуя, как в ней закипает злость.
— Они не мои мужчины, — отрезала Анна. Ей так хотелось, чтобы он снова крепко обнял ее, и она раздраженно пробормотала: — Я совсем не знаю их.
— Но ведь они — люди твоего отца, — продолжал настаивать он.
— Приемного отца. Да, Половинка был со мной, когда я делала свою первую ходку, — подтвердила она. Как же ей было противно произносить имя этого негодяя! — Остальных я не знаю. — Посмотрев в окно, она увидела, как ветер раскачивает ветки дерева. — Я хорошо знаю только соломенных солдат.
— Ты, наверное, довольно часто прибегала к подобной хитрости? — холодно спросил Чжи-Ган.
— Очень редко, — ответила Анна и, повернувшись, посмотрела ему глаза. — Мы никого не заставляли принимать опиум, — раздраженно добавила она. — Они сами приходили к нам и умоляли дать им его.
— Опиум в обмен на девочек.
Она вздрогнула.
— Я никогда не согласилась бы на такую сделку.
— Неужели? — Чжи-Ган презрительно усмехнулся. — Ты действительно не смогла бы этого сделать?
— Никогда, — твердо произнесла Анна. — Девочек, за которых некому было заступиться, продавали в публичные дома? — Она содрогнулась от ужаса. — Это просто жестоко... — И она глубоко вздохнула, заставляя себя признать страшную правду. — Это грязный бизнес. Ведь вокруг столько людей, которые готовы расплатиться деньгами, отдать свои драгоценности и даже шелковые ткани, расшитые золотом. Зачем связываться с девочками, которые на каждом шагу будут упираться и сопротивляться? К тому же они могут оказаться не девственницами. — Она вдруг поняла, что сейчас настал самый подходящий момент для того, чтобы рассказать ему всю правду. — Я говорила об этом своему приемному отцу. Знаешь, что он мне ответил?
Чжи-Ган покачал головой, потрясенный всем, что он услышал.
— Что смазливая девчонка будет приносить доход несколько лет, а драгоценности можно продать только один раз. Он покупал девочек просто десятками за какие-то гроши. — Анна прижалась головой к его груди, не в силах сдержать своей ярости. — Он говорил, что китайцы ценят своих женщин только за то, что те умеют раздвигать ноги. И какая им разница, будут ли они заниматься этим со своими собственными мужьями или с клиентами в публичных домах? Если китайцам нет до них никакого дела, то нам и подавно.
— Я тот самый китаец, которому не безразлична их судьба, — сурово произнес Чжи-Ган, и его глаза потемнели от гнева.
— Я знаю, — сказала Анна и, повернувшись, взяла соломенную шляпу с широкими полями, которую собиралась надеть, чтобы скрыть свои волосы. — Поэтому я и хочу, чтобы ты убил его.
Чжи-Ган удивленно заморгал, а она воспользовалась этим замешательством и нежно поцеловала его.
— Да, мистер Палач, — сказала она, улыбнувшись. — Я действительно хочу, чтобы ты убил моего приемного отца.
— Почему? — спросил он, прищурившись.
— Потому что он отпетый негодяй. Неужели этого недостаточно?
Он молчал, явно обдумывая ее слова. Она же прервала его размышления, решившись рассказать ему все без утайки.
— Ты — палач императора, — начала Анна. — Ты выслеживаешь торговцев опиумом и уничтожаешь их. Мой приемный отец ведет довольно бойкую торговлю. Сэмюель продает женщин в публичные дома, поставляет губернаторам опиум и одновременно занимается гангстерским ростовщичеством. У него процветающий бизнес, и ты должен положить этому конец. — Немного помолчав, она добавила: — Насколько я помню, ты поклялся сделать это, разве не так?
Чжи-Ган пожал плечами.
— Я поклялся защищать Китай и моего императора.
— Очень хорошо.
— Нет в этом ничего хорошего, — сердито пробормотал он. — Если ты желаешь своему отцу смерти, то почему сама не убьешь его?
— Потому что этот сукин сын чересчур подозрителен. Я не могу и близко подойти к нему, не имея на то серьезной причины. Во всяком случае, сейчас… — Анна замолчала, так и не сказав всего, что хотела сказать. Однако Чжи-Ган понял, о чем она умолчала.
