Ганна первая открыла глаза и взглянула на солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь простиравшееся над ними кружево листвы. Дождь уже почти прекратился. Она словно была обвита телом Крида, ее грудь упиралась в его, а мощная мускулатура его бедер облегала ее тело. Улыбка радости и восторга появилась на ее губах, и она томно потянулась. Крид прижал ее к себе.
— Подожди немного, милая моя, — пробормотал он ей на ухо.
Его рука скользила по ее телу, лаская ее с нежностью, не имевшей ничего общего с сексом и подействовавшей на нее намного сильнее, чем его страсть. На нее нахлынул новый порыв чувств, и она взглянула на него глазами, блестящими от слез. Обхватив ладонями его лицо, она осипшим голосом произнесла:
— Я буду с тобой, пока ты не прогонишь меня.
Крид не потерял головы от ее признания, и, по обыкновению, первым его порывом было сохранить дистанцию между ними — свою свободу. Но это было только на мгновение.
— Всегда? — весело спросил он, и Ганна в ответ только прижалась лицом к его груди.
— Навсегда, — послышался невнятный от нахлынувших слез счастья ответ.
Крид провел рукой по ее телу, очерчивая контуры спины, бедер, и прижал к себе с такой силой, что они словно слились в единое целое. В их объятиях заключалась страсть, но в ней было столько нежности, что это было больше похоже на обмен дарами, нежели на эротическое влечение. Каждый старался отблагодарить другого, отдавая себя всего.
Это случилось позже, когда они уже вернулись в пещеру. Ганна вдруг почувствовала свою прежнюю нерешительность и стеснительность перед Кридом. Он заметил легкий румянец смущения, и в нем всколыхнулись и нежность и веселье.
— Что такое, любимая? — спросил он.
На ее губах задрожала улыбка. Ну как она сможет объяснить ему вновь внезапно появившееся чувство смятения при воспоминании о своей несдержанности? При ярком свете солнца ее романтическое настроение исчезло, и она вспомнила о своем распутстве. Да, Крид сказал, что никогда не расстанется с ней, но насколько сильны его чувства?
Она протянула руки к теплому мерцающему огню и вздрогнула от неожиданного порыва ветра, ворвавшегося в их пещеру. Влажная одежда, хоть и несколько порванная и испачканная, очень соблазнительно прилипла к ее телу. Капризные переменчивые лучи солнца играли в ее волосах.
Ганна смущенно опустила глаза под заинтересованным взглядом Крида.
— Ничего, — прошептала она в ответ на его молчаливый вопрос.
Тогда он поднял ее на руки.
— Тебе нужно подтверждение? — весело воскликнул он. — Сейчас я могу дать тебе любое — какое ты хочешь.
Она откинула голову. От неопределенности и сомнений она закрыла глаза, а губы ее печально изогнулись.
— А как насчет завтра, послезавтра?.. Сможешь ли ты подтвердить свою любовь?
— Какой же у тебя пытливый ум, любимая! Ну, а почему бы и нет? Я только твердо знаю, что со мной такого еще никогда не случалось; не помнится, чтобы я так пылал от любви. И, как леопард никогда не меняет своих пятен, я думаю, достойно выдержу это испытание — не изменю своей любви.
«Дай-то Бог!» — подумала, вздохнув Ганна. Хотя заверения в вечной любви были для нее большой наградой, но факт, что Крид Браттон решился на такое признание, был сам по себе сверхъестественным и пугающим.
В ее улыбке были и солнечный свет, и свечение звезд, и брызги всего волшебного и прекрасного. И Крид понял, что очарован, околдован ее чарами.
— А если ты изменишь свои пятна, как я узнаю об этом? — поддразнила его Ганна.
— Я уверен, моя грубая натура останется той же, — ответил он, надевая белую рубашку, сильно помятую от долгого пребывания в сумке, и поморщился от боли.
Когда боль слегка приутихла, и он смог вздохнуть, Крид понял, что еще очень слаб.
Дни, проведенные с Ганной, изменили его больше, чем он это сознавал до сегодняшнего дня. Она придала ему чувство умиротворенности, дополненное спокойствием этой лесной чащи. Может, его пленила ее одухотворенность и вера? Потому что, несмотря на все ее сомнения, она все же осталась глубоко верующей. Это просачивалось сквозь все ее отречения, как неугомонные весенние воды из-под камней.
Вера. Обретет ли он когда-нибудь ее снова? Порой он недоумевал: неужели было такое время, когда он веровал в кого-то или во что-то? А потом настало время, когда он радовался тому, что его совершенно не гложат угрызения совести. «Черт возьми, с каких пор я стал таким философом?» — раздраженно подумал Крид и, тряхнув головой, повернулся к Ганне.
— А у нас не осталось тушеного мяса?
Банальный вопрос после всего, что произошло и было сказано, привел ее в некоторое замешательство.
— Думаю, что осталось. И еще немного свежих ягод. Совсем немного.
— Может быть, пойдем утром пособираем? — предложил Крид.
— Хорошо. Наверное, мы… — Ганна загадочно посмотрела на него.
Затем она отвернулась и стеснительно спряталась за выступ скалы, чтобы сменить мокрое платье на сухое колючее одеяло. Голубая ткань скрыла ее тело. Между ними все еще существовал барьер, не сломленный даже их прекрасной близостью. Видимо, должно было произойти что-то большее, чтобы она смогла переступить…
Звезды поблекли, и восходящее солнце быстро рассеяло утренний туман, окутавший деревья и поляны. День обещал быть теплым, и Ганна напомнила Криду о его вчерашнем предложении.
— Собирать ягоды? — эхом отозвался он с томной улыбкой. — Да, звучит соблазнительно — я уже предвкушаю…
— Я сказала собирать, а не есть!
— Это самый простой известный мне способ донести их до нашего шалаша, — отозвался Крид.
— Однако при этом я не смогу сделать панкоблер.
— Ого, какие у тебя планы!
— Да.
— Тогда у тебя должна быть целая бадья ягод, любимая. Если нужно, я соберу их даже на небе, залезу на самый высокий куст и перейду самый глубокий поток…
— Ловлю на слове, — сказала Ганна и протянула ему кожаный мешок. — Готов?
Крид поднялся. Подхватив свою портупею и застегнув ее на поясе, он сказал:
— Готов, как всегда.
Ощущая себя легкой, как ласточка, Ганна бежала впереди Крида, смеясь и радуясь солнцу и свежему ветру, заигрывавшему с ее волосами. Июнь был уже на исходе, и лето окрасило луга и леса в нежные оттенки зеленого цвета. Гамма красных, розовых, белых, голубых, желтых и оттенков пурпурного окутала склоны холмов и гранитных скал. Даже случайные и необычные кляксы черного, как оливки, глянца не портили пейзаж.
На изящных, грациозных веточках цвели дикие розы, дополняя резкий горный воздух легким сладким ароматом. Ганна пробиралась сквозь заросли медвежьей травы с колючими белыми цветами. Ганна сама казалась Криду цветком: ее платье было похоже на колокольчик, солнце золотило ее волосы. Вместо ягод она набрала в свой кожаный мешок цветы — дикие розы, мирту, цветы рябины… Крид любовался ею и ее восторгом. Когда она зацепила за ухо цветок и озорно улыбнулась ему, он подхватил ее в свои объятия и поцеловал.
